войдём в Океанию, так?

«Никто не знает». Она почувствовала его страх, закравшийся и в её сердце.

Я не стану тебя прогонять. Я же говорила. До тех пор, пока ты не вспомнишь всё, ты можешь быть со мной. Может, в Океании мы найдём способ помочь нам обоим.

«Я боюсь не этого. Я боюсь за тебя».

Почему? — удивилась Вестания.

«Теням не место среди живых. Ни в этом мире, ни в любом другом. Если в Океании все действительно такие возвышенные и прекрасные, как гласят легенды, они могут запретить тебе войти».

Что-нибудь придумаем, — пообещала Вестания. Серый сделал вид, что согласился, но она хорошо распознавала его фальшь, он не мог просто так скрывать от неё свои чувства, которые моментально передавались и ей.

Теренея с увлечением перебирала тонкие струны арфы, тренируя простой мотив. Слишком мало времени на практику, на это же годы уходят, — подумала Вестания, подсаживаясь к ней рядом и наблюдая за плавными движениями её рук, которые то и дело ошибались, нерешительно замирая, не зная, что делать дальше.

— Нравится? — спросила Теренея, кажется, закончив партитуру.

Вестания слышала, как Ника играет на арфе и, конечно, это не шло ни в какое сравнение с попытками Теренеи, но она дала себе слово перестать ругаться с сестрой и, как могла, придерживалась его.

— Да, очень здорово, — сказала она. — Хочешь стать новой музой?

— Лучше не надо, — вмешалась Ника, которая теперь стояла с задумчивым видом у маленького иллюминатора.

— Мы скоро прилетим? — спросила Теренея в очередной раз, уставив на неё свои большие серые глаза, в которых теперь скрывалось столько потерь, что они перестали походить на детские.

— Скоро, — ответила Ника, но Вестания услышала в её голосе лишь надежду, а не уверенность.

— На что похож храм? — Вестании хотелось как можно лучше представлять, что именно они ищут, она боялась полностью доверять людям, пусть и не видела повода подвергать искренность Ники сомнению.

— Там есть город в скале, — объяснила муза. — За этой скалой стоят развалины древнего храма аборигенов. Мне кажется, это место как бы на стыке между Элласом и Океанией.

— Что вообще из себя представляет Океания? Там действуют другие законы? — спросила Вестания.

— Правда, что там плавают киты на небе? — тут же зажглась Теренея. Они вообще много говорили об Океании все эти дни, и Ника уже не раз отвечала на вопросы сестры. — И жемчуг…

— В жемчуге и китах я уверена. Мы видели их своими глазами. Но, скорее всего, наше небо — это океан в волшебной стране, а наша суша — самое её дно, отсюда и пошли сказания о летающих китах. Иногда они заплывают слишком глубоко, тогда можно увидеть хвосты среди облаков.

— То есть, Океания — где-то на небе? — не унималась Теренея.

— И да, и нет. Она — это другой мир, который отделен от нашего временем и пространством. Вы же, наверняка, слышали легенду про пятнадцать секунд, на которые она опережает материк? В том месте, куда мы плывём, мы сможем пролезть через эту разницу во времени. — Ника снова отвернулась к окну. Вестании не понравился этот жест, он был немного наигранным. То ли она и впрямь не хотела говорить, то ли хотела произвести больший эффект, заставить их задохнуться от предвкушения.

«Она же певица, что ты от неё хочешь?» — прошептал ей Серый.

— Как? — не удержалась Теренея.

— Между нашими мирами есть лаз. Аборигены называли его «курчен тар» или «туннель смерти». Чтобы попасть к храму необходимо пролезть через него. Это сложно и не у каждого получается. Но мы обязательно справимся. — Её голос звучал непоколебимо.

Вестания немало напряглась от слов Ники. «Туннель смерти» звучало как что-то, чего она бы предпочла не делать. Серый тоже зашевелился от слов музы

Ты предлагаешь отказаться? — спросила Вестания.

«Нет. Мы с тобой уже нарушили все законы. Я сбежал из Аида. Ты сбежала из Акрополя. Остаётся идти до конца».

И Вестания была готова к этому. Ради всех тех, кто помог им в пути. Ради всех тех, кого они потеряли.

И ради живых тоже. Теры, Серого и Асфоделя.

Глава XVIII. Капля крови и капля вина

558 день после конца отсчёта

«Я покажу тебе твою жизнь вывернутой наизнанку. Я проведу тебя по тем местам, которые ты и сам успел забыть. Я буду менять тебя и другие фигуры на доске местами. Ты умрёшь. Умрёшь за каждого, кого убил».

Голос смерти в его голове. Холодный, равнодушный и мелодичный. Сначала Аластор ощущал прикосновение её руки, проваливаясь в самые глубинные тайники этого голоса. Потом пропало и осязание. Постепенно сквозь туман стали проступать примерные очертания предметов. Они были нечёткие, лишённые ясности. Он стоял посреди белоснежного поля. С одной стороны, вроде бы оставался сам собой, с другой — был кем-то иным, был больше, был сильнее, чем раньше. Потом вдруг в боку родилась странная боль. Он содрогнулся от неё, упал в глубокий снег, попытался подняться, но тут новая вспышка пронзила его горло. Предсмертная агония, боль, страх, попытка выжить, попытка перепрыгнуть эту черту, сбивавшую его с ног. Затем чёрный омут, новая боль, бесконечная, ощущение своей беспомощности, сопротивление стихии, борьба, проигрыш, боль и марево смерти.

Олень был тоже в счёт? — удивился Аластор.

Персефона слегка посмеялась.

«Не твоё дело — выбирать. Этот олень — да. Как ощущения?»

Скажи, ты сама это чувствовала? — спросил он.

«Знает ли смерть, каковы её объятья на вкус? — отозвалась Персефона из глубины его сознания. — И да, и нет. Каждое моё деяние уникально. Ты готов продолжать?»

Один позади. — Ответил он. — Веди меня дальше.

Она ничего не сказала.

Затем были люди. Те два урода из хижины — Хион и Халкей. Пули входили в голову, как раскалённый огонь. Проникали в самые мысли, постепенно стирая всё то, что было личностью, выжигая следы жизни, принося пустоту. Люди умирали пронзительнее, цеплялись так отчаянно за свои воспоминания в последние минуты жизни. Секунда смерти неизбежно растягивалась. Даже для Аластора это стало открытием. Умирание никогда не происходило мгновенно. Тело всегда страдало, а сознание ревело от отчаянья. На то, чтобы погаснуть у мозга уходили порой целые минуты, помноженные на вечность, и даже пуля в лоб не ускоряла их.

Потом были солдаты янтарной армии. Пулевые ранения приносили собой страшный огонь в последние секунды. Тело отчаянно сопротивлялось, боролось, отказывалось поддаваться так легко, но всякий раз они оказывались бессильны, ломались и падали на твёрдый пол. Раз за разом, раз за разом. Аластор пообещал себе выдержать всех их, прежде