Он сам не знал, откуда в его пустой голове родились эти строки.

Никто взглянул на красные цветы. Жёлтые — нарциссы, красные — маки. Какой же цветок был белым?

— Ты видела здесь белые цветы? — вдруг спросил он.

Девушка удивлённо посмотрела на него.

— Белые? — она задумчиво взглянула на маки. Огляделась, встала, пошла куда-то, и он пошёл за ней. Они обошли ещё несколько полян, но везде цветы были синие, фиолетовые, розовые… Потом она остановилась. — Не знаю. — Призналась она. — Я не помню.

— Мне нужно найти белые цветы. — Повторил Никто.

— Иди ищи. Я не хочу. — Кажется, ей стало немного скучно. А может, она вспомнила про жажду.

Он вновь достал компас из кармана. Посмотрел на панель, и стрелка опять указала на тень девушки. Никто решил удостовериться точно, отошёл в сторону, повернул прибор, но стрелка была непоколебимой, всякий раз она поворачивалась так, чтобы устремиться точно на девушку.

— Что ты делаешь? — спросила она, с сомнением наблюдая за ним.

— Это странно, но я думаю, мы должны держаться друг друга, — сказал он. — Я хочу найти тебя потом, ладно? Может, я смогу помочь тебе что-то вспомнить.

— Зачем тебе это надо? — нахмурилась она. — Ты же и себя не помнишь.

— Не пей из реки, ладно? — попросил он вместо ответа. — Я найду тебя потом.

— Если не забудешь, — бросила она равнодушно. — Я вот тебя совсем не помню. Жаль. — Заключила девушка. — Удачи в поисках. — И она ушла куда-то.

Никто бродил из стороны в сторону. Золотые цветы, оранжевые цветы, сиреневые цветы… Он почти не помнил их названий и уж точно не мог вспомнить ни одного белого. Иногда он заговаривал с другими тенями, но те тоже никак не могли ему помочь. Вскоре ему начало надоедать. Он оказался на очередной поляне с голубыми цветами и от злости принялся топтать их, но ничего не вышло. «Лучше пойти к реке и напиться чёрной воды, чтобы забыть о белых цветах, — подумал он. — Может, я никогда их не найду».

Никогда.

Никогда — это ледяное слово.

Он опять вынул компас из кармана. Перевернул обратной стороной, там, где была надпись.

«Никогда…»

Только бы разобрать, что там дальше…

Никто долго вглядывался, вложив все свои силы. Буквы расплывались, разбегались в разные стороны, словно играли в чехарду. Он даже принялся водить пальцем по гравировке, но уловить слова было сложно.

«Никогда не…»

Последнее слово было долгим. Таким же долгим, как «никогда», маленькая вечность на поверхности компаса.

«Никогда не теряйся», — вдруг прочитал он и содрогнулся от этих слов.

Он отвёл глаза от компаса и удивился. На горизонте стоял всё тот же силуэт, что и в первый раз, но теперь он показался значительно ближе. Никто даже почти смог рассмотреть его. Судя по росту и фигуре, это был ребёнок, просто мальчик, зазывавший его за собой. Никто бросился к нему навстречу. Он не знал, как долго он шёл, просто продолжал идти всегда вперёд, но силуэт так и не приближался к нему, оставаясь всегда на черте горизонта. Иногда он терял его из вида, но всегда неотступно замечал снова. Может, если бы Никто шёл в привычном ему мире, то давно бы состарился, может, за это время сменились бы тысячелетия, но только не здесь, да и мало чего он помнил о своей прошлой жизни и о её законах.

Компас и этот мальчик напоминали ему о чём-то важном. Он не мог понять, о чём именно, но согласился играть по правилам этой запутанной игры. Никто видел все цветы мира, некоторые названия он даже сумел вспомнить, но, когда добрался до поляны из белых цветов, всё равно оказался ошарашенным от их красоты и тотчас забыл и о мальчике, и о компасе, и обо всём остальном.

Эти белоснежные мягкие лепестки, что стали ей периной. Ему даже почудилось, что он может слышать сонное благоухание из их чашечек, что он способен тоже лечь прямо здесь и уснуть подле неё. Бескровные губы были плотно сомкнуты, как и веки с чёрными длинными ресницами. Её кожа напоминала известняк. Лицо, не тронутое ни солнечным лучом, ни румянцем, было спокойно и божественно прекрасно. Длинные светлые волосы расплескались по обеим сторонам её тела, и ни малейшее дуновение ветерка не смело их потревожить. Под скромным шёлковым платьем покоились округлые груди, такие же неподвижные, как и время. Она тщательно спряталась. Сделала так, чтобы никто не нашёл белых цветов. Не просто цветов — асфоделей, символов смерти. Асфодели. Как он мог забыть их название? Они росли на могилах умерших. Они росли в Аиде. На них спала смерть. Волшебные цветы вечного забвенья.

Никто нашёл её. Нашёл смерть. Он не понимал, зачем должен был это сделать. Просто идея о том, что в его силах что-то изменить, кажется, очень давно была посеяна в его голове. Словно это была его загробная миссия, о которой он никогда не знал. Найти смерть — за этим он здесь. Но вот отыскав её, наконец, он не знал, что делать дальше. Уснуть он не мог. А как разбудить её — просто не знал.

Кто разбудит смерть? Никто.

Никто подошёл к ней. Не смея возвышаться над властительницей жизни, он наклонился, сел подле на белоснежные асфодели и ещё долго сидел и смотрел на бесподобное лицо. Он даже боялся её потревожить, но знал, что должен. Иначе, зачем ещё он её искал? Он и есть Никто. В его силах всё исправить. Исправить мир живых и мир мёртвых.

Но как разбудить её? Нельзя же просто взять и потревожить. Нельзя заговорить, закричать, чтобы она проснулась. Он не мог так поступить. Она же была совершенной, она стояла и над живыми, и над мёртвыми. Одна единственная, воплощённое божество.

Он наклонился ниже над мирным неподвижным лицом, ещё недолго рассматривал ровные, правильные линии, плавные изгибы, а затем нагнулся ещё ниже и поцеловал её в губы.

Глава XVII. Персефона

556–557 день после конца отсчёта

И она проснулась. Чуть вздрогнули веки, смежённые вечным сном, прежде чем освободить её неземные глаза. В её лице мгновенно ожили все мыслимые и неподвластные пониманию эмоции и выражения, она глубоко вздохнула, и грудь вновь замерла без движения.

Стихийная богиня, заточенная в человеческой оболочке, оперлась рукой о пружинистую траву и приподнялась, чтобы встать. Никто вдруг испугался этого движения, вскочил сам на ноги и озабоченно подал ей руку, предлагая помощь, но она даже не взглянула на протянутую ладонь, распрямилась, воздушным мановением руки расправила