Упавшие искры обратились в огненные шары, стремительно несущиеся ко мне. Увернувшись от первой пары, я заметил, что магические снаряды наводятся вслед моим движениям — вряд ли ослепленный бретер мог ими так хорошо управлять без помощи магии воздуха.

Ледяной купол окружил меня со всех сторон. Огненные снаряды бились в него, превращая замерзшую воду в пар. Это даже немного упрощало задачу: мне не нужно было самому менять агрегатное состояние воды, лишь направить ее в нужную сторону. Повинуясь моей воле, пар брызнул, и атаки прекратились.

— А-а-а! — заорал Дантес.

Снаряды свое дело, надо признать, сделали — в моем куполе было полно прорех в полный рост. Так что из выстроенной мной защиты я мог выйти, не пригибаясь. Что и сделал, продолжая слушать стоны противника.

Георгий лежал на асфальте, свернувшись калачиком и зажимая обожженное паром лицо уцелевшей рукой. Сквозь растопыренные пальцы Дантеса было видно, что ожог он получил очень серьезный.

— Да-а-а, — протянул я, — теперь тебе в гости к дамам ходить не получится.

Дантес не ответил — он был слишком занят скулежом. Но у меня имелись к парню вопросы, и я был решительно настроен на беседу.

Одно дело, когда мы сошлись в поединке по правилам, хоть там он и бросал мне вызов за чужие деньги. И совсем другое — попытка пристрелить на улице в темном переулке. Первое я еще мог уж если не простить, то понять, — студенческие разборки несерьезны. Но спустить на тормозах покушение на мою жизнь?

Я не судья и даже еще не прокурор, но оставлять невменяемого дебила в живых — чревато. Враг безопасен тогда, когда он мертв. Потому как в следующий раз он может направить свой ствол не на меня, а, например, на Василису. И меня рядом может не оказаться. Кто тогда будет виновен?

— Я окажу тебе услугу, — произнес я, садясь перед парнем на корточки.

Рывком оторвав его ладонь от лица, я наморозил корку льда на видимой площади ожога. Конечно, это никак не исправит повреждений, но хотя бы в сознании оставаться Георгий сможет.

— А теперь поговорим, — объявил я.

Дантес прошипел:

— Да чтоб тебя черти побрали!..

— О, пацан, — усмехнулся ему в ответ, — я бывал в таких местах, что ад по сравнению с ними покажется курортом.

Наверное, я был очень убедителен, потому что на лице парня мелькнул страх.

— Кто тебя нанял? — спросил я.

Георгий молчал, тянул время изо всех сил.

Охранная система улиц уже должна была сработать на примененную магию и гнать сюда оперативников. Оперативники бы его спасли. Точнее, он так думал.

— Жорик, я могу сделать очень больно, — произнес я. — Твои наниматели этого не стоят.

— Никто не нанимал, — процедил парень. — Я сам решил отомстить за свою поруганную честь.

— А вот не вызвал бы меня тогда на дуэль, сейчас бы какой милой тетушке подавал кофеек в постель, — поддел я парня. — Но кто-то же надоумил тебя, м? И наверняка хорошо приплатил. Или, постой, дуэль-то ты проиграл. Обделался, в прямом смысле слова, на дуэли. Вряд ли твой наниматель оплатил хотя бы химчистку костюма.

Дантес рычал, скребя целой рукой по асфальту.

— Даже не думай атаковать, парень, — проникновенным тоном сообщил я. — Иначе ожог лица будет казаться тебе касанием перышка.

Меж пальцев у парня искрилась магия, но он не атаковал. Сил атаковать у Дантеса не было — болевой шок мешал концентрации.

— Так кто тебя нанял, Жора? Скажи мне имя.

Эхо промзоны услужливо оповестило о приближающихся полицейских машинах.

— Скажи мне имя, боярич. И, поверь, жизнь этого ублюдка сильно испортится.

— Смертельно испортится? — одними губами усмехнулся Дантес.

— Может быть, и смертельно, — не стал отрицать я.

— Ты все равно меня убьешь, да? Да, ты же бешеная псина, Мирный… Безродная шавка оказалась с бульдожьей хваткой…

— Имя, Жорик, — напомнил я. — Имя человека, который подписал тебя под этот блудняк.

И парень сдался.

— Распутин… Распутин-младший заказал ту дуэль с тобой.

Ну точно шкура, мрачно подумал я, вспоминая слова Новикова.

Совсем рядом раздался визг автомобильных тормозов, и я недовольно цокнул — что-то в этот раз стражи правопорядка быстро приехали. Или это я долго провозился?

— Я не умею отпускать грехи, Георгий. Но вот тебе мое прощение.

Ледяной клинок вошел под подбородок Дантеса, в один миг отправляя его к предкам.

Императорский Московский Университет, Алексей Ермаков

Тренировки на пятом курсе были скучными и однообразными. Когда каждый уже открыл свой максимум стихий, отработал все доступные техники и даже поупражнялся в командной работе, открыть для себя нечто новое в магии становится практически невозможно.

Алексей Ермаков лениво перебрасывал из руки в руку огненный шар, больше погруженный в свои мысли, чем наблюдая за окружающим миром. Недалеко сидел на выращенном на скорую руку дереве Меншиков и также медитировал с водой.

Оба парня мысленно пребывали каждый в своих семейных проектах, когда душераздирающий вопль вернул их к реальности.

В центре полигона происходило какое-то нездоровое движение, и к занятиям оно не имело никакого отношения. Огненный шар в руке Ермакова начал гаснуть, сигнализируя о включении блокировки магии, но, уменьшившись вдвое, снова полыхнул в полную силу — кто-то выбил один из блокираторов в контуре полигона.

— Бей их!

— Бей их!

— Наших бьют!!!

Ермаков и Меншиков переглянулись. По правде говоря, каждый из них мечтал втащить другому при первом удобном случае. Втащить так сильно, чтобы ни одна ринопластика потом не починила профиль.

Ермаков считал Меншикова бесхребетным марионеткой, у которого ни своих интересов, ни своих целей. Меншиков считал Ермакова слегка отмороженным сибирскими морозами сапогом, у которого сапоговость передавалась на генетическом уровне.

И каждый был невысокого мнения об умственных способностях другого.

Сейчас, когда градус напряженности между молодежью в партиях левых и правых действительно достиг точки кипения, для Ермакова и Меншикова был самый лучший, самый удобный момент сцепиться.

Но…

Парни синхронно подскочили на ноги и рванули в самое сердце потасовки.

Чтобы встать спина к спине и силой угомонить разбушевавшихся студентов.

Ермаков предпочитал ветер и огонь, а Меншиков — воду и дерево. Они никогда не бились ни вместе, ни друг против друга. Их тренер, тонко чувствовавший наследуемое напряжение между родами, предпочитал избегать прямого столкновения молодых людей, справедливо полагая, что работать от этого он будет дольше и спокойнее.

Где сейчас тот тренер в этом месилове, сказать было сложно, но, удивительное дело, парни весьма ловко управлялись вместе. Меншиков пеленал вьюнами самых шустрых, остужал водой самых горячих. Ермаков выдувал воздух из легких у самых горластых и отбивал атаки самых борзых.

Стоя спина к спине, парни кружили, менялись, страховали