В Свитбрайаре никогда не было тихо. В зале, где рядами стояли кровати, постоянно царила суета. Но этим вечером, казалось, там происходило что-то особенное, слышались голоса и шум шагов. Вероника не работала ночами, так как у нее было слишком много забот днем. Она уже собиралась вернуться в спальню, но Уна вдруг подбежала к лестнице и заскулила, глядя вниз.

– Уна, тихо! – прикрикнула Вероника, но собака не обратила на нее внимания.

Девушка вздохнула, поняв, что придется уступить. Как только ее нога коснулась первой ступенька, Уна помчалась вниз и остановилась у подножия лестницы. Вероника свернула было к задней двери, но собака направилась прямиком в переднюю часть дома.

– Уна! – безуспешно пыталась вернуть ее Вероника.

Уна не послушалась, и у девушки не оставалось выбора, кроме как последовать за ней.

Она хотела остановить собаку, прежде чем та попадет в зал, но Уна все время держалась на три шага впереди. Вероника пошла за ней между кроватями, бросая извиняющиеся взгляды на медсестер. Уна не останавливалась, пока не добралась до кровати Валери Ширака. Там она села, склонив голову набок, и выжидательно уставилась на Веронику.

Здесь, как поняла девушка, и был источник шума, который она слышала. Две медсестры и врач вполголоса переговаривались. На Валери было страшно смотреть. Измотанный мучительной болью, он уже не мог сопротивляться инфекции, которая проникла в легкие, и с посиневшим лицом метался на постели, отчаянно пытаясь вдохнуть. Одна из медсестер держала Валери за руку, в то время как доктор наклонился над ним со шприцем. Вторая медсестра стояла рядом с кроватью, сжав кулаки, по ее щекам текли слезы.

Лекарство, похоже, немного облегчило состояние Валери – по крайней мере достаточно, чтобы он перестал метаться. Правда, его дыхание было по-прежнему затруднено и что-то клокотало в груди. Врач отступил от кровати, качая головой. Вероника подставила табурет и села, положив руку на руку Валери. Она была холодной и влажной, как у мертвеца.

– Я здесь, Валери. Я посижу с вами, – негромко сказала она.

Ответа не последовало.

– Тут уже ничего не сделаешь, – угрюмо заметил доктор с осунувшимся, усталым лицом, который был не намного старше своего пациента. – Постарайтесь, чтобы ему было полегче. Молитесь за него.

И он отошел в дальний конец комнаты, где стонал другой раненый. Одна из медсестер последовала за ним, в то время как другая, вся в слезах, придвинула стул к кровати и села напротив Вероники. Какое-то время они скорбно молчали. Страданиям Валери все не было конца. Слезы медсестры высохли, она опустила голову на грудь и задремала. Веронике пришло в голову, что она может сделать то же самое, если продвинуть стул чуть ближе, чтобы можно было прислониться к кровати.

И тут напомнила о себе Уна. Если раньше она пробралась под кровать, чтобы никому не мешать, то теперь подползла к ноге Вероники и потрогала ее лапой.

Девушка посмотрела вниз. Она совсем забыла, что Уна там.

Собака смотрела на нее, навострив одно ухо и опустив другое. Ее глаза-пуговки горели в полумраке.

– Что на этот раз? – вполголоса спросила Вероника.

Уна тут же выскочила из-под кровати и выжидательно оглянулась.

– Хорошо, иду, – пробормотала девушка и с усилием поднялась.

Медсестра спала. Скорее всего, Валери умрет прежде, чем Вероника вернется. Хотя он все равно не осознавал, что она рядом.

Она последовала за Уной, решив, что собака просится погулять, но та направилась вверх по лестнице в спальню, подошла к ореховому шкафу и уставилась на него, красноречиво виляя хвостом.

– Я не знаю, чего ты ждешь от меня, – пробормотала Вероника.

Уна посмотрела на нее, потом на шкаф.

– Ты считаешь, я должна достать камень? – вздохнула Вероника. – Но зачем? Я понятия не имею, как им пользоваться.

У Уны шерсть поднялась на загривке, и она угрожающе зарычала. Вероника даже не догадывалась, что она способна на такое.

– Тише! Весь дом разбудишь.

Но собака продолжала рычать, издавая звуки, слишком мощные для ее маленького тельца.

Вероника устало вздохнула и сдалась:

– Хорошо. Думаю, можно хотя бы попробовать. Успокойся, я сделаю это. Пожалуйста, успокойся!

Рычание перешло в ворчание, а затем и вовсе прекратилось. Вспомнив предупреждение Яго, что она не должна быть замеченной, Вероника, прежде чем открыть шкаф, заперла дверь. Потом опустилась на колени, чтобы добраться до задней стенки шкафа, к старым платьям, пальто и костюмам, из груды которых и вытащила корзину.

Вероника боязливо подняла крышку и развернула шелковую ткань. Она понятия не имела, что произойдет дальше, – и произойдет ли вообще. Собрав все свое мужество, она вытащила кристалл из корзины и положила на стол. Там был еще флакон с соленой водой, и Вероника побрызгала ею по кругу. Белой свечи у нее не оказалось, зато нашлась тонкая восковая, которую она когда-то сунула в ящик туалетного столика на случай, если исчезнет электричество. Вероника поставила ее в подсвечник и чиркнула спичкой. В блюдце она подожгла немножко сушеных трав – тех, названия которых смогла расшифровать в книге, которая, как Вероника теперь знала, называлась «гримуар»: romarin – розмарин; sauge – шалфей, écorce de bouleau – березовая кора. Она не знала, подходят ли они, но других все равно не было. Комната наполнилась едким дымом, из-за чего у нее заслезились глаза и защипало в носу.

Луна зашла, хотя до рассвета оставался еще час. В комнате было сумрачно, единственным источником света служил танцующий язычок пламени свечи. Вероника опустилась на колени рядом со столом, как уже делала раньше, и протянула руки к гладкой поверхности кристалла. Ей казалось, будто она пробирается на ощупь по неизвестной местности, блуждая во тьме без какого-либо руководства.

Как только Вероника коснулась камня, внутри замерцал свет. Вокруг него, кружась, соприкасаясь и распадаясь, словно светлячки летней ночью, заплясали огоньки. Девушка уставилась на камень, не имея понятия, что делать дальше. Уна заскулила.

– Помоги мне. Пожалуйста! Я не знаю, какие слова говорить, что делать. Мне нужна помощь! – в отчаянии прошептала Вероника.

И замерла. В кристалле снова показалось лицо, на этот раз другое, моложе и красивее. Оно сложилось из блуждающих огоньков – как отражение на воде, которая наконец-то успокоилась. Женщина показалась Веронике знакомой: у нее были темные кудри и черные, как ночь, глаза. Она всматривалась в Веронику, словно видела ее сквозь дымку.

Девушка прижала руку к груди. Она узнала это лицо! Портрет этой женщины – портрет матери, которой она никогда не видела, – висел в большом зале.

– Мама? – с недоумением спросила она.

И в ответ услышала голос Морвен – не ушами, а словно в голове:

Девушка ахнула. Слова с их странной, старомодной рифмой снова возникли в сознании, и Вероника, поначалу запинаясь, повторила их вслух. Дух Морвен в кристалле произносил вместе с ней это незатейливое заклинание снова и снова. Вероника и счет потеряла, сколько раз они это сделали. Все происходящее казалось нереальным. Она не удивилась бы, если бы оно оказалось сном.