Она сверкнула глазами.

– Не я вложила тебе в руку бич.

– Нет, ты вернула меня с того света. Дважды, – сказал он, не видя перед собой ничего от слез. – Я был там с сестрой. Я был спокоен.

Теперь ее глаза уже метали молнии.

– Не тебе жалеть об успокоении рядом со своей семьей после того, что ты сделал с моей.

– Твоя дочь ни за что бы не согласилась на этот план.

– Я говорю не о ней. – Манижа пригвоздила его взглядом. Дара готов был поклясться, что чувствует магию ее прикосновения, невесомые пальцы, сжавшие горло, колючую проволоку, больно сдавившую грудь. – Я говорю о своем сыне.

Дара был в замешательстве.

– Сын?

Не успело слово слететь с его губ, как взгляд Дары упал на забытый головной убор Каве, брошенный рядом с матрацем Манижи. Он вспомнил ее жаркое признание в том, как она старается скрывать своих любимых…

А потом ни с того ни с сего в памяти всплыл добродушный юноша, которого Дара изрешетил своими стрелами.

– Не может быть, – прошептал Дара. – Но… у него же нет способностей. – Дара даже имени его произнести не мог, чтобы не превращать страшное подозрение, возникшее у него в голове, в реальность. – Он говорил, что его мать была служанкой и умерла при родах…

– Его обманули, – коротко сказала Манижа. – У него нет матери, потому что Кахтани ничего не должны были знать. Иначе его поселили бы в такую же клетку, в которой пришлось жить мне. А способностей у него нет потому, что, когда ему не было еще и недели от роду, мне пришлось заклеймить родного ребенка меткой, которая подавляет их. Чтобы дать ему жизнь, мирное будущее в Зариаспе, которую я любила, мне пришлось лишить его дара, который был положен ему по праву рождения. – У Манижи дрожал голос. – Джамшид э-Прамух – мой сын.

Дара втянул носом воздух, забыв, как дышать, как говорить.

– Этого не может быть.

– Он мой сын, – повторила Манижа. – И твой бага Нахид, если эти слова для тебя еще что-то значат. – Негодование в ее голосе сменилось чем-то похожим на обиду. – И своим безрассудным поведением рядом с моей дочерью ты чуть не погубил его. Ты лишил его единственного шанса на будущее, о котором он мечтал, и обрек его на такие физические муки, что, если верить Каве, бывают дни, когда он не может встать с постели. – Гримаса исказила ее лицо. – Какое наказание причитается за это, Афшин? За то, что разрядил свой лук в Дэва, перед которым должен был падать ниц?

Дара вдруг обнаружил, что сидит, хотя не помнил, как это вышло. Колени подкашивались, голова отяжелела.

Манижа явно не закончила.

– Я ведь не собиралась тебе говорить. Разве что после нашей победы. Когда он будет в безопасности, и я наконец выжгу эту проклятую метку с его спины. Я решила, что ты достаточно настрадался. Боялась, что чувство вины сломит тебя.

Дара видел по глазам, что она говорит правду, и это действительно сломило его – это и осознание того, что Манижа провела последние годы, когда Джамшид больше всего нуждался в ней, рядом с виновником его бед.

– Прости, – прошелестел он.

– Мне не нужны твои извинения, – отрезала Манижа. – Я хочу увидеть своих детей. Я хочу увидеть свой город. Я хочу вернуть престол и печать, которую Зейди аль-Кахтани украл у моих предков. Я хочу, чтобы мое поколение Дэвов прекратило расплачиваться за грехи вашего. И, если хочешь знать правду, Афшин, мне плевать, одобряешь ты мои методы или нет.

Дара взъерошил волосы рукой.

– Должен быть какой-то другой выход, – протянул он жалобным голосом.

– Но его нет. Твои воины присягнули мне на верность. Если ты отправишься вдогонку за Каве, то не найдешь нас по возвращении. Я сама приведу их в Дэвабад, сама рассею яд и буду надеяться, что Гасан умрет прежде, чем сообразит, что происходит, и убьет Нари, Джамшида и всех Дэвов, какие попадутся ему под руку. – Манижа пристально посмотрела на Дару. – Или ты мне поможешь.

Дара сжал руки в кулаки. Впервые за многие годы он чувствовал себя в западне, словно сеть, в которую он, сам того не ведая, угодил, начала затягиваться. И, да простит его Создатель, он не понимал, как сбежать из этой западни, не убив своим решением еще больше Дэвов, которые были ему дороги.

Он опустил взгляд и прикрыл ненадолго глаза. «Тамима, прости меня», – молча взмолился он. Пожалуй, Манижа права. Одного сурового деяния может оказаться достаточно, чтобы навсегда отбить у других племен охоту сопротивляться.

Вот только Дара подозревал, что больше никогда не попадет в сад, где ждала его сестра, ведь когда Манижа совершит это деяние, он, Дара, будет помогать ей.

Дара открыл глаза. Его сердце отяжелело, стало как железное.

– Мои солдаты начали что-то подозревать, – начал он медленно. – И я не хочу, чтобы они терзались чувством вины. – Не сводя глаз с Нахиды, он в очередной раз поклонился. – Что мне им сказать?

– Кирпичи тоже возьми, – напомнил Али, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, чтобы осмотреть груду щебня, извлеченного из-под земли, пока разбирали платформу, воздвигнутую над разрушенной мечетью шейха Анаса. – Еще придумаем, как использовать их повторно.

Один из рабочих выдернул из кучи обломков лоскут истлевшей ткани.

– Какой-то старый ковер, – сказал он и бросил его к ногам Али. – Уже вряд ли на что сгодится, да?

Али уставился на ошметок. Он сразу узнал его геометрический орнамент. На этом ковре Али молился, на нем сидел в благоговейном молчании, слушая громогласные проповеди шейха Анаса.

Горло сжалось при воспоминании об убитом шейхе.

– Да, – согласился он, – уже вряд ли.

Тяжелая рука опустилась ему на плечо, выводя его из оцепенения.

– Акиса забрала женщин и детей, – сообщил Любайд. – Рядом с больницей для них установлены шатры, и твоя ворчливая докторша обещала всех осмотреть.

– У ворчливой докторши есть имя, – устало отозвался Али. – И я бы посоветовал с ней не ссориться. Но спасибо.

Любайд покосился на него.

– Все в порядке, брат? Выглядишь не очень.

Али вздохнул, отрывая взгляд от ковра.

– Мне непросто здесь находиться.

Он посмотрел через дорогу, где несколько освобожденных шафитов поглощали еду, которую распорядилась прислать из дворцовой кухни сестра Али. Они лишь недавно прибыли в Дэвабад – а точнее, угодили против своей воли – из мира людей, и им некуда было возвращаться.

– И непросто слушать их рассказы.

Любайд проследил за его взглядом.

– Вот бы утопить тех чистокровных, которые заправляли этим местом, в озере. Шайка воров и головорезов: воруют драгоценности, пристают к женщинам, избивают мужчин, которые смеют им перечить. – Он покачал головой. – И все под видом поиска семьи новоприбывшим в город шафитам. Ну что за ушлая схема.