Ну, хорошо, а что, если бы во всех странах мира ходила одна и та же валюта? Не помогло бы это нам избежать головной боли, связанной с валютными кризисами? В конце концов, в Айове же никогда не возникало финансовых проблем, обусловленных тем, что инвесторы из Иллинойса вдруг вывезли свои капиталы в свой штат. У расширения валютной зоны, безусловно, есть свои преимущества – такая логика привела к введению евро, который заменил большую часть национальных европейских валют. Единая валюта, ходящая практически по всей Европе (и в пятидесяти штатах США), снижает операционные издержки и способствует прозрачности цен (когда цены на все товары устанавливаются в одной и той же валюте, легче выявить и использовать ценовые расхождения). Но и тут не обходится без компромисса. Как вы помните, денежно-кредитная политика – основной инструмент, с помощью которого любое правительство мира может контролировать «скорость» своей экономики. Центральный банк повышает или понижает процентные ставки, делая свою валюту более или менее дефицитной. Если в ряде стран ходит одна и та же валюта, как, например, евро в Европе, приходится отказаться от контроля над своей внутренней денежно-кредитной политикой. Европейский центральный банк в настоящее время контролирует денежно-кредитную политику всей еврозоны. (Понятно, что у Луизианы и Калифорнии тоже нет собственной денежно-кредитной политики.) Если в одной части валютной зоны начинается экономический спад и она может пользоваться преимуществом более низких процентных ставок, в то время как другая часть быстро растет и вынуждена повышать ставки, чтобы избежать инфляции, это может привести к серьезной проблеме.

Вообще-то на саму по себе валюту нам наплевать, нас, конечно же, заботит поток продуктов и услуг, который зависит от ее нормального функционирования. Благодаря международным торговым операциям наша жизнь становится лучше и приятнее; валюта же лишь инструмент для облегчения взаимовыгодных сделок. В долгосрочной перспективе мы ожидаем, что стоимость продуктов и услуг, которые мы отправляем в другие страны, будет более или менее равна стоимости продуктов, которые они посылают нам. В противном случае получится, что одна из сторон заключила совершенно невыгодную сделку. Даже дети, обмениваясь чем-то, знают: то, что отдаешь, должно стоить того, что получаешь взамен.

Но в США все иначе. Американцы – это школьники в школьном буфете, которые взамен бутерброда с ливерной колбасой получают бутерброд с индейкой, а вдобавок чипсы, печенье, сок и пакетик арахиса. В США сохраняются крупные и постоянные дефициты текущего счета с остальным миром, а это означает, что мы из года в год получаем из-за границы больше продуктов и услуг, чем продаем. (Текущим счетом измеряется доход, полученный за рубежом от торговли продуктами и услугами, а также из некоторых других источников дохода, например дивиденды и проценты по зарубежным инвестициям, а также денежные переводы, посылаемые домой американцами, работающими в других странах.) Что нам это дает? И может ли это стать проблемой в долгосрочной перспективе? Ответ на второй вопрос прост и однозначен: да. Однако ответить на первый вопрос будет сложнее.

Как уже отмечалось в главе 9, по существу, в самом по себе дефиците текущего счета ничего плохого нет, точно так же, как нет ничего хорошего в его профиците. В 2007 году в таких странах, как Алжир и Экваторильная Гвинея, был профицит текущего счета, но это, как известно, не сделало их экономическими тяжеловесами. Тем не менее за этим обстоятельством скрывается непреложный экономический факт: страна с дефицитом текущего счета зарабатывает благодаря операциям с остальным миром меньше доходов, чем платит ему. Рассмотрим простой пример: если мы закупаем в Японии автомобили на 100 миллионов долларов и продаем ей самолеты на 50 миллионов долларов, то наш дефицит текущего счета составляет 50 миллионов долларов. Японцы не посылают нам дополнительные товары еще на 50 миллионов долларов, потому что мы дружелюбные и симпатичные; они ожидают, что мы компенсируем эту разницу.

Для этого у нас не слишком много вариантов. Один из них заключается в том, чтобы продать своим японским торговым партнерам какие-либо активы: акции, облигации, недвижимость и тому подобное. Например, мы можем продать японским компаниям недвижимости на Манхэттене стоимостью 25 миллионов долларов и на 25 миллионов долларов акций американских фирм. Вот теперь все сходится. Американцы получают из Японии продукты и услуги на 100 миллионов долларов; мы взамен посылаем товары (самолеты) на 50 миллионов долларов и еще 50 миллионов в активах. Все по справедливости. Но мы платим за это определенную цену: отдаваемые нами активы (недвижимость и акции) могли бы принести нам доход в будущем (в виде арендной платы и дивидендов). Теперь же этот доход получит наш торговый партнер. Получается, что мы покупаем автомобили, отказываясь от будущих доходов.

Впрочем, это не единственный вариант действий, имеющийся в нашем распоряжении. Мы также можем приобрести продукты в кредит, попросив какую-либо заинтересованную сторону из глобального финансового сообщества предоставить нам кредит на 50 миллионов долларов. В этом случае мы «заплатим» за японские автомобили стоимостью 100 миллионов долларов 50 миллионов в самолетах и 50 миллионов в виде заимствованного капитала. Такой способ действий также сопряжен с очевидными будущими расходами, ведь кредит придется возвращать с процентами. Выходит, мы опять платим за текущее потребление, заимствуя средства под залог будущих доходов – в этом случае в буквальном смысле слова.

Но почему же у США хронический дефицит текущего счета? Это не имеет практически ничего общего с качеством наших продуктов и услуг или конкурентоспособностью нашей рабочей силы, как можно было бы предположить, руководствуясь здравым смыслом. (Вернувшись к своим предыдущим словам, хочу спросить: вы же не думаете, что положительное сальдо платежного баланса по счету текущих операций в Алжире и Экваториальной Гвинее объясняется тем, что эти страны выпускают лучшие продукты и у них более продуктивная рабочая сила?) Данная ситуация в США – это следствие того, что мы год за годом потребляем больше, чем производим. Иными словами, мы делаем нечто противоположное экономии (когда люди производят больше, чем потребляют, а остальное сохраняется на будущее). Наша нация в буквальном смысле практикует то, что экономисты называют «тратой сбережений».

Связь между балансом текущего счета и нормой сбережений страны весьма существенна. Любая страна, которая потребляет больше, чем производит, по определению имеет дефицит текущего счета, потому что, во-первых, все, что вы потребляете сверх произведенного, должно к вам откуда-то прийти, и, во-вторых, вы не можете обменять продукты и услуги на дополнительные продукты у остального мира, поскольку сами же и потребляете все, что у вас есть.

Как уже не раз бывало в этой книге, удобной аналогией может послужить сельское хозяйство. Предположим, некий американский фермер выращивает зерно. Это весьма продуктивный фермер, он красив и умен и использует только самые современные методы ведения сельского хозяйства. (Эти детали в данном случае не имеют значения, так же как при описании того, какова ситуация в экономике страны в целом – профицит или дефицит текущего счета.) С выращенным урожаем наш американский фермер может сделать одно из четырех: съесть его (потребление); использовать в качестве семян в следующем году (инвестиции); отдать государству в счет оплаты услуг (государственные расходы); обменять на какие-нибудь другие товары (экспорт в обмен на импорт). Словом, что-то в этом роде. А теперь представим, что год нашего американского фермера прошел следующим образом.