повторил Мел. – То, о чем ты никогда не говорил, – это имеет отношение к тому, как ты себя теперь чувствуешь, к тому, что с тобой происходит? Имеет, да?

Кейз покачал головой:

– Оставим это, Мел. Прошу тебя!

– Значит, я прав. Значит, одно к другому имеет отношение, так ведь?

Какой смысл возражать против очевидности, подумал Кейз.

– Да.

– Ты не хочешь рассказать мне? Но тебе же придется рано или поздно поделиться с кем-то. – Голос Мела звучал просительно и вместе с тем настойчиво. – Ты не можешь вечно жить с этим – что бы оно ни было, – вечно носить это в себе. С кем же тебе лучше поделиться, как не со мной? Я пойму.

Ты не можешь носить это в себе… С кем же тебе лучше поделиться, как не со мной?

Кейзу казалось, что голос брата доносится к нему из какой-то дальней дали, словно с другой стороны глубокого, гулкого ущелья, и даже лицо брата словно бы отодвинулось куда-то далеко-далеко. И там, на той стороне ущелья, были еще другие люди – Натали, Брайан, Тео, Перри Юнт, старые друзья Кейза, с которыми он уже давно потерял связь. Но только Мел, единственный из всех, тянулся к нему оттуда, из этой дали, пытался перекинуть мост через разделявшую их пропасть. Однако пропасть была очень уж широкая. Кейз долго, слишком долго был одинок.

И все же…

Кейз спросил, и собственный голос показался ему чужим.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе об этом здесь? Сейчас?

– А почему бы нет? – решительно сказал Мел.

И правда: почему бы нет? Что-то пробуждалось в душе Кейза – желание излить свою боль, даже если это ни к чему не приведет, ничего, ничего не изменит… Но так ли это? Ведь для чего-то придуманы же исповедь, катарсис, покаяние, отпущение грехов. Только в том-то и суть, что исповедь приносит избавление, искупление, а для Кейза искупления нет и не может быть – никогда. По крайней мере так он чувствует… Но теперь ему уже хотелось узнать, что же скажет Мел.

Что-то поднималось со дна души Кейза, что-то глубоко запрятанное там.

– Никакой особой причины скрывать это у меня нет, – с расстановкой произнес он. – Почему бы действительно не рассказать тебе? Это не займет много времени.

Мел промолчал. Инстинкт подсказывал ему, что одно неверное слово может изменить настроение Кейза, спугнуть признание, которого Мел так долго ждал, которое он так стремился услышать. Мел думал: если только ему удастся узнать, что мучит Кейза, может быть, они вдвоем сумеют сладить с этим. И, судя по виду брата, нужно, чтобы это произошло как можно скорее.

– Ты читал протоколы, – сказал Кейз. Голос его звучал тускло. – Ты только что сам это сказал. Тебе известно почти все, что случилось в тот день.

Мел молча кивнул.

– Только одного ты не знаешь, и никто не знает, кроме меня; об этом не говорилось на расследовании, а я думаю об этом день и ночь… – Кейз умолк.

Казалось, он больше ничего не скажет.

– Бога ради! Ради самого себя, ради Натали, ради меня – дальше!

– Да-да, сейчас, – сказал Кейз.

Он начал описывать то утро в Лисберге, полтора года назад, – обстановку в воздухе, когда он ушел в туалет. Старшим по их группе был тогда Перри Юнт, а непосредственно на месте Кейза остался стажер. «Сейчас, – подумал Кейз, – я признаюсь ему, как замешкался в туалете, как вернулся на место с опозданием и своей небрежностью и отсутствием чувства ответственности погубил людей, скажу, что вся трагедия Редфернов произошла исключительно по моей вине, а винили в ней других». Теперь, когда Кейз получил наконец возможность облегчить душу признанием, сделать то, к чему так давно стремился, он почувствовал вдруг, что ему становится легче.

Мел слушал.

Внезапно в конце коридора распахнулась дверь. Раздался голос руководителя полетов:

– Мистер Бейкерсфелд!

Руководитель полетов направлялся к ним, шаги его гулко звучали в коридоре.

– Мистер Бейкерсфелд, вас разыскивает лейтенант Ордвей. И пульт управления снежной командой. Просят вас связаться с ними. Привет, Кейз! – добавил он.

Мелу захотелось крикнуть, приказать ему замолчать, попросить, чтобы они все повременили, оставили его вдвоем с Кейзом еще хоть немного. Но он знал, что теперь это уже ничего не даст. При первых же звуках голоса руководителя полетов Кейз умолк на середине слова – мгновенно, словно кто-то нажал кнопку и выключил звук.

Кейз так и не успел повиниться перед братом в том, что считал своим преступлением. Машинально отвечая на приветствие руководителя полетов, он думал с удивлением: зачем вообще он пошел на этот разговор? Чего он надеялся достигнуть? Ведь ничего нельзя исправить и ничего нельзя забыть. Никакое признание – независимо от того, кому он его сделает, – не может убить память. Призрачная надежда искупить вину на миг забрезжила было перед ним, и он сделал попытку за нее ухватиться. Но все это пустой самообман. Быть может, даже лучше, что их разговору помешали.

И снова Кейз почувствовал свое одиночество – он был закован в него, как в невидимую броню. Снова он был один на один с неотвязными мыслями, а у них была своя тайная камера пыток, куда никто, даже его брат, не имел доступа. Оттуда, из этой камеры пыток – вечных, нескончаемых пыток, – путь к спасению был только один. И он уже избрал для себя этот путь и пойдет по нему до конца.

– По-моему, ваше присутствие не помешало бы им там, Кейз, – сказал руководитель полетов.

Это был упрек в самой мягкой форме. Кейз сегодня уже позволил себе одну передышку, а каждая его отлучка из радарной неизбежно повышала нагрузку, ложившуюся на остальных. Вместе с тем это служило напоминанием Мелу – быть может, даже бессознательным, – что ему как управляющему аэропортом надлежит находиться не здесь.

Кейз сдержанно поклонился и что-то пробормотал. Мел беспомощно смотрел вслед удалявшемуся брату. Он услышал от него достаточно, чтобы понять: необходимо во что бы то ни стало узнать больше. Когда и как можно будет теперь это сделать? – думал он. Минуту назад ему удалось прорвать замкнутость Кейза, его скрытность. Может ли повториться такое? Чувство безнадежности охватило Мела.

Сегодня уж, во всяком случае, он ничего больше от Кейза не добьется.

– Очень сожалею, мистер Бейкерсфелд. – Словно прочитав мысли Мела, руководитель полетов развел руками. – Стараешься для общего блага. Это не всегда просто.

– Я понимаю. – Мел с трудом подавил вздох. Что поделаешь, остается только надеяться, что такой случай еще представится, а пока что – за дело.

– Пожалуйста, повторите, кто