— Это когда столько набежало, — спросил Альбрехт, — что обвалился помост, а мясник в суматохе сбежал?.. Помню-помню… Нет, ваше высочество, повешение, конечно, зрелищно, особенно когда преступник все же достает носками башмаков земли и скребет по ней… однако недостает самого важного элемента…

— Какого? — спросил Мидль с грустью.

— Крови! — выпалил Альбрехт кровожадно, и лица у всех посветлели, словно на них пал чистый незамутненный свет солнца. — Разбрызгивающаяся кровь… это так зрелищно!.. Один красивый удар остро заточенного топора — голова изящно скатывается с плахи. Палач театрально поднимает ее за волосы и показывает в мускулистой длани ликующему народу, обходя помост со всех четырех сторон. Какой довольный рев поднимается! Как возрастает любовь и преданность к вашему высочеству! Как народ счастлив…

Я видел, что остальные задумались, отсечение головы в самом деле красочнее, минус только один — длится недолго, в то время как повешением можно наслаждаться несколько минут, когда преступник хрипит, выпучивая глаза и багровея, дергается, старается достать ногами земли.

Но слушал я молча, а когда споры зашли в тупик, предложил:

— А что, если провести статистическое исследование?

Все уставились на меня; Альбрехт спросил с подозрением:

— Ваше высочество… а это что?

— Спросить у самого народа, — объяснил я. — И посмотреть, сколько будет за повешение, сколько за отсечение головы. В конце концов, это ведь все для народа делается, для его блага и счастья, так что правильнее будет ему и решать!

Он пробормотал с сомнением:

— Советоваться с простолюдинами?

— А почему нет? — спросил я. — Нам это ничего не стоит, а народ будет счастлив и горд, что лорд у них же и спрашивает, вешать их или рубить головы. И везде слава пойдет, что злые пришельцы с Юга не такие уж и злые, а благосклонны к простому народу, учитывают их пожелания. А это значит, и работать будут добросовестнее! Я им иду навстречу, они идут тоже.

Альбрехт подумал, сказал деловым тоном:

— А публичные казни нужно устраивать в те недели, когда нет ярмарки или в город еще не прибыли бродячие артисты. Два зрелища в одну неделю — это перебор, нужно дозировать. Раз в неделю либо артисты дают представление, либо на площади кого-то казнят…

— Верно, — сказал я, — мы должны показать местному населению новые стандарты правильного демократического поведения и даже мышления. Безусловно, если у народа будет свобода выбора: пойти в собор или на городскую площадь, где ожидается казнь, то и самые набожные побегут смотреть реалити-шоу… Я имею в виду экзекуцию. Потому мы должны обеспечить эти зрелища с достаточной частотой, чтобы благодарное население начало испытывать к нам симпатии, как учитывающим их насущные пожелания, стремления к свободе и достойным развлечениям.

Альбрехт посмотрел на меня очень внимательно.

— Ваше высочество… а если разбойников не хватит?

Я ответил кротко:

— Демократизация общества подразумевает истребление местной знати, у нас своей хватает, а истребление дворян простой народ примет одобрительно.

— С восторгом, — поправил Норберт. — Народ любит, когда дворян вешают.

— Или рубят им головы, — добавил Сулливан сварливо. — Так даже интереснее…

— Спорно, — возразил Норберт. — Когда вешают, интереснее.

— Это если веревка не ломает сразу шею, — уточнил Сулливан. — А вот при рубке голов разбрызгивание крови обеспечено всегда! А если шея особенно толстая, то приходится рубить два или три раза!

— Раз в год нужно будет казнить кого-то из знатных, — предложил Альбрехт. — Это будет особый праздник для народа.

— Можно даже дважды, — поддержал Сулливан. — Четырежды уже перебор, ценность и значимость мероприятия снизится, а вот дважды — в яблочко!

Я слушал-слушал, наконец поднялся и сказал растроганно:

— Друзья мои, я просто счастлив! Столы уже накрыли, сейчас начнем пир, но сперва хочу сказать очень важное, пока не был за жирной пищей… Вы, мои военачальники, сейчас занимаетесь важнейшим государственным делом, а не только отважно и с безумно выпученными глазами водите в свирепый бой войска. Вы незаметно для себя переросли из вояк в политиков, радеющих о нуждах простого народа!

Альбрехт довольно кивнул, только Сулливан спросил ошарашенно:

— Ваше высочество?

Я пояснил:

— В этой плодотворной дискуссии я вижу ростки демократических преобразований, отвечающих чаяниям народа, вашу заботу о нравственно-воспитательной роли зрелищ, а в тщательнейшем сравнении рубить или вешать — желание соответствовать ожиданиям населения в организации реалити-шоу. Мы ведь избраны… пока не ими, а Господом, править народом и вести его к светлому будущему тоталитарной демократии и воинствующему гуманизму!

Никто ничего не понял, но, когда говорят так вдохновенно, нужно улыбаться во весь рот, хлопать и кричать «Браво!».

Я с улыбкой на государственном лице выслушал аплодисменты и крики.

— Я люблю вас, — сказал я растроганно, — вот так, учитывая запросы и чаяния народа, мы построим Царство Небесное!.. А сейчас — все за стол!

Мы пировали шумно и весело, музыканты с бледными лицами и застывшими улыбками стараются играть громче, кто-то из наших пустился в пляс, я уже начал подумывать, что пора покинуть пир, когда подошел один из разведчиков Норберта, они временно исполняют роль как стражи, так и слуг.

— Ваше высочество, — шепнул он, — я хотел погнать прочь, но вы велели отрывать вас от любого пира, если вдруг какое дело…

Я быстро поднялся.

— И сейчас велю. Кто там?

— Всего лишь городской старшина.

— Бургомистр, — сказал я строго, — это не всего лишь! Постепенно ему перейдут все властные полномочия, понял? А мы будем только пить, жрать и баб щупать. Ты что, против?

Он сказал испуганно:

— Что вы, ваше высочество! Как можно быть против? Да плюньте такому в глаза бесстыжие!

Городской старшина Рэджил Роденберри ждал за дверью зала, поспешно поклонился.

— Простите, ваше высочество, — сказал он виновато, — я не думал, что оторву вас от пира…

— От пира всегда можно, — сказал я величественно, — и даже нужно! Это от работы отрывать нельзя. Слушаю вас, господин Роденберри.

Он сказал с заметной неловкостью в голосе и движениях:

— Ваше высочество…

— Что, — спросил я с готовностью, — какие-то проблемы? Выкладывайте, поможем.

Он произнес тихим и нерешительным голосом:

— Ваше высочество… для укрепления доверия к вам лично и вашей армии наш городской совет после долгих споров желает вручить вам корону эрбпринца… Да не покажется это чересчур скромным, ваше высочество, но у нас в королевстве нет и не может быть ничего выше этого титула со времен великого эрбпринца Руперта.