Она проговорила тоненьким голоском:

— Леди Ялисса…

— Леди Ялисса, — повторил я. — Раздевайтесь и лезьте под одеяло. Я сейчас досмотрю трофейные бумаги, а тоже возлягу. А вы мне продемонстрируете, как и чем ублажали короля. Надеюсь, покойного, хотя кто знает… Мне нужно же знать его особенности управления государством?

Отвернувшись, я продолжал быстро просматривать бумаги, а конкубина торопливо раздевалась, шурша многочисленными юбками, потом я услышал шелест одеяла и легкий скрип ложа.

Я в самом деле наскоро посмотрел бумаги, которые король не успел захватить с собой, но одновременно думал и об этой красотке под одеялом.

Женятся короли по официальной необходимости, чаще всего их обручают с будущей женой еще в детстве, и уже не важно, если у нее морда ящиком, лишь бы в приданом были богатые земли и связи с другими королевскими домами. Зато конкубину можно выбрать, как говорится, по зову сердца, потому отыскивают в самом деле самую-самую по внешности, и черт с этой никому не нужной в постели знатностью.

Возможно, леди Ялисса из достаточно знатной семьи, к примеру, дочь барона, однако короли не женятся на дочерях баронов, как бы этого тем и другим ни хотелось, однако женщины хитры, а мужчины изобретательны…

Я разделся и лег, чувствуя, как натрудился за последние дни изматывающих маршей. Ялисса тут же принялась гладить и легонько разминать мои уставшие мышцы, я с наслаждением закрыл глаза и отдался в ее руки.

Ялисса в самом деле знает все о королевских делах и планах, что неудивительно, ни для кого не секрет, что конкубины нередко правили королевствами, подменяя самих королей, и Ялисса исключением не оказалась.

Разговорившись, она честно сообщила о тех высоких должностях, на которые назначила своих ближайших родственников, о титулах, полученных ими благодаря ее стараниям, а когда я повернул разговор в другое русло, так же подробно рассказывала о рудниках, о разведении тонкорунных овец, о двухстах водяных мельницах, которые поставили по ее настоянию, что облегчило труд и позволило выпускать больше сукна, не говоря уже о том, что мельницы еще и мелят муку…

— Слушай, — сказал я пораженно, — а ты что… умная?

Она ответила застенчиво:

— Я получила прекраснейшее образование и воспитание, ваше высочество…

— Ага, — сказал я, — ну тогда все чуточку понятнее…

Обычно конкубины, как гласят умные труды хронистов, являлись изящным инструментом, с помощью которого могущественные лорды не просто оказывали на королей влияние, а попросту руководили ими, что бывало чаще всего королевству на пользу.

Возможно, Ялисса как раз из таких…

— А теперь, — велел я, — давай рассказывай, кто из высших сановников не успел сбежать, кто из них может пригодиться… нет, ты чеши-чеши!.. Оба чеши и рассказывай, мне мыслить не мешает, для головы не так уж и много крови требуется… Чем раньше восстановим работу дворца, всех служб и прочее — тем лучше. Я не хотел бы везде ставить своих людей, они прежде всего полководцы…

Рассвет застал огромный город, охваченный отчаянием, заваленный трупами и пустыми улицами, по которым с грохотом сапог двигаются отряды ратников да иногда проносятся всадники тяжелой конницы.

Еще ночью с прибытием ратников Макса сопротивление в городе резко пошло на убыль. Дисциплинированные воины моментально подавили сопротивление в арсеналах, помогли удержать захваченный рыцарским отрядом замок, а затем уже методично зачищали все улицы и площади.

Хмурое утро со слабым и почти зимним солнцем осветило охваченный страхом город, где горожане забаррикадировались в домах, опустили ставни и наблюдают за происходящим через щели между досками.

Трупов на улицах не так уж и много, да вообще ожесточенное и достаточно организованное сопротивление оказали только в замке, а так с нами по городу дрались разрозненные группки людей, у них не было шансов против длинных копий, из-за которых их в упор расстреливали из луков и арбалетов.

Я вышел на балкон спальни, зевая и потягиваясь, посмотрел на город. Во многих местах еще поднимается дым, но уже не такой уж и торжествующий, как ночью, все-таки горожане всю ночь гасили огонь. Думаю, больше всего гасили наши, а горожане, осмелев, помогали.

Сейчас только рассмотрел, что в центре площади, через которую вчера промчались вихрем, высится огромный памятник мужику в старинных доспехах и с молотом в руке. Молот мне показался знакомым.

Шаркая меховыми башмаками и кутаясь в толстый халат, подошла сзади Ялисса.

— Мой господин…

Я кивнул в сторону памятника.

— Это король Леопольд?

Она застенчиво усмехнулась, покачала головой.

— Во всем королевстве запрещено ставить памятники кому-либо, кроме как эргпринцу Руперту.

— Ого, — сказал я. — А чего так?

Она пояснила нежным, почти детским голосом:

— Чтоб никто не смел приближаться к нему славой. Это он вывел, как гласят древние хроники, группу людей из пещер после последнего посещения нас Маркусом…

— За это стоит, — согласился я. — Ладно, пойдем завтракать, а то замерзнешь здесь.

После завтрака я, раздавая по дороге указания, поднялся на самую высокую башню на городской стене и осматривал как город, так и то, что за городом. Как только выпадет снег, никакие военные действия вести будет нельзя. Вообще воюют только летом, дождавшись, когда кончится зима и весна с ее распутицей и грязью.

Установив строжайшую охрану по периметру всех стен и отправив наблюдателей на башни, Альбрехт примчался веселый и довольный, напомнивший того отважного барона, что пришел ко мне на помощь с Митчеллом в Армландии.

— Город наш!..

— Как и весь мир, — ответил я и, наткнувшись на непонимающий взгляд, пояснил: — Только он об этом еще не знает.

Он сказал возбужденно:

— Но как получилось, как получилось! Мне все время казалось, что вот-вот сорвется. Мы молодцы?

— Это не столько наша заслуга, — сказал я с беспристрастностью благородного человека, — как небрежность противника. Нужно быть бдительнее…

— Нам?

— Кому же еще? А они пусть будут… демократично беспечными, политкорректными и доверчивыми. Я люблю доверчивых. А вы?

— Я сам доверчивый, — ответил он.

— Не подлизывайтесь, — сказал я строго. — Знаю вашу доверчивость…

Над стеной поднялось утреннее солнце, розовые лучи озарили крыши домов и верхушки деревьев.

Альбрехт повел рукой.

— По этой улице, что идет от ворот, можно доехать до главной рыночной площади, ее и расположили неподалеку… или она сама так расположилась, в общем, всем удобно, как прибывшим торговать из сел и других городов, так и самим генгаузцам. А если выехать вон с того конца, то за теми домами с красными крышами… видите?.. дорога поведет в центр города, там ратуша, магистрат, собор, а также дома самых богатых горожан…