Чэнь Мэй (спохватившись). Нет, на том пожаре пострадали только женщины-работницы, а вы, судя по всему, мужчины.

Второй человек в черном. Мы на другом пожаре пострадали.

Чэнь Мэй. Тогда вас можно пожалеть…

Первый человек в черном. Да, нас можно пожалеть.

Чэнь Мэй. Вы очень страдаете…

Второй человек в черном. Да, мы очень страдаем.

Чэнь Мэй. Вам кожу пересаживали?

Первый человек в черном (не поняв). Какую кожу?

Чэнь Мэй. Ну, это когда с попы, с бедра, с необгоревшей части тела кожу удаляют и прилепляют на обгоревшее место, разве вам не пересаживали?

Второй человек в черном. Пересаживали, пересаживали, кожу с попы на лицо переносили…

Чэнь Мэй. Вам и брови пересаживали?

Первый человек в черном. Пересаживали, пересаживали.

Чэнь Мэй. А брали волосы с головы или с лобка?

Второй человек в черном. Что-что? Лобковые волосы тоже можно на брови использовать?

Чэнь Мэй. Если вся кожа головы обгорела, то используют и лобковые. А если и лобковых нет, ничего не остается, как только гладким ходить, как лягушка.

Первый человек в черном. Да, так и есть, у нас никаких волос не осталось, лысые и гладкие, как лягушки.

Чэнь Мэй. В зеркало-то смотрелись?

Второй человек в черном. Никогда в зеркало не смотримся.

Чэнь Мэй. Мы, обгоревшие, зеркала больше всего боимся и больше всего ненавидим.

Первый человек в черном. Верно, как увидим зеркало – тут же разбиваем.

Чэнь Мэй. Ну а толку-то что бить зеркала? Вы же не перебьете витрины магазинов, мраморную облицовку, отражение в воде, не разобьете глаза, которыми смотрят на нас. Те, кто нас видят, могут вскрикнуть от испуга и убежать, а маленькие дети даже расплакаться. Нас обзывают привидениями, злыми духами, глаза людей – наши зеркала, поэтому все зеркала не перебьешь, лучше всего не показывать свое лицо.

Второй человек в черном. Да, верно, поэтому мы лица под вуалью и скрываем.

Чэнь Мэй. А вы о самоубийстве не помышляли?

Второй человек в черном. Мы…

Чэнь Мэй. Насколько я знаю, уже пять сестренок, пострадавших тогда, покончили с собой. Глянули в зеркало, и всё…

Первый человек в черном. Все из-за этих зеркал!

Второй человек в черном. Поэтому мы как увидим зеркало, так и разбиваем.

Чэнь Мэй. Я поначалу подумывала о самоубийстве, а потом перестала об этом думать…

Первый человек в черном. Жить-то лучше, плохая жизнь лучше хорошей смерти.

Чэнь Мэй. С тех пор как я забеременела, с тех пор как ощутила в животе движения этой маленькой жизни, я больше не думаю о смерти. Я ощутила себя уродливым коконом, который несет в себе прекрасную жизнь, но когда эта жизнь прорвет кокон и выйдет наружу, я стану пустой оболочкой.

Второй человек в черном. Хорошо сказано.

Чэнь Мэй. Родив ребенка, я отнюдь не превратилась в пустую оболочку, готовую умереть, я обнаружила, что жизнь во мне стала биться еще сильнее, что я не только не зачахла, не сморщилась, а наоборот, посвежела, стянутая кожа на лице словно увлажнилась, мои груди полны молока… Рождение ребенка дало мне новую жизнь… Но они забрали моего ребенка…

Первый человек в черном. Пойдем с нами, мы знаем, где твой ребенок.

Чэнь Мэй. Вы знаете, где мой ребенок?

Второй человек в черном. Мы пришли за тобой как раз затем, чтобы помочь тебе увидеть твоего ребенка.

Чэнь Мэй (обрадованно). Слава небу и земле, быстрее ведите меня, быстрее ведите туда, где я увижу своего ребенка…

Люди в черном поддерживают желание Чэнь Мэй.

Стрелой выскакивает пес Чэнь Би и хватает Первого человека в черном за левую ногу.

Чэнь Би тоже поднимается, опираясь на костыли, подскакивает вперед и, опираясь на один костыль, другим ударяет Второго человека в черном.

Люди в черном отступают от пса и Чэнь Би по сцене в сторону, в руках у них сверкнуло что-то вроде кинжалов. Чэнь Би и пес стоят рядом. Чэнь Мэй стоит у передней части сцены, образуя вместе с ними треугольник.

Чэнь Би (рычит). Отпустите мою дочь!

Первый человек в черном. Все не сдохнешь никак, пьяница старый, бездельник, попрошайка, да как ты смеешь называть ее своей дочерью!

Второй человек в черном. Раз говоришь, что она – твоя дочь, позови ее, посмотрим отзовется ли она!

Чэнь Би. Мэйцзы, Бровочка… Бедная моя доченька…

Чэнь Мэй (холодно). Ты, наверное, обознался? Точно с кем-то спутал.

Чэнь Би (охваченный горем). Мэйцзы, я знаю, ты ненавидишь отца, отец тебя недостоин, недостоин твоей старшей сестры, недостоин вашей матери, отец причинил вам зло, отец грешный человек, никчемный, наполовину живой, наполовину мертвый, одной ногой в гробу…

Первый человек в черном. Это покаяние, что ли? Церкви нет поблизости?

Второй человек в черном. По берегу речки на восток ли в двадцати есть католический храм, недавно восстановили.

Чэнь Би. Мэйцзы, отец понимает, что ты попалась на их удочку, эти обманщики мои старые приятели, отец хочет помочь тебе вернуться на путь истинный!

Первый человек в черном. А ну, в сторону, старый хрыч!

Второй человек в черном. Барышня, пойдем с нами, и ты увидишь своего ребенка, гарантируем.

Чэнь Мэй направляется к людям в черном, Чэнь Би с собакой бросаются к ней, чтобы задержать.

Чэнь Мэй (гневно). Кто ты такой? С какой стати ты задерживаешь меня? Я хочу к своему ребенку, это тебе известно? У моего ребенка с рождения во рту капли молока не было, если его не покормить, он умрет, это ты понимаешь?

Чэнь Би. Мэйцзы, ты меня ненавидишь, понимаю, ты меня не признаешь, ладно. Но не ходи ты с ними, они твоего ребенка продали, если пойдешь с ними, они могут столкнуть тебя в реку и утопить, а потом скажут, что ты сама в реку прыгнула, чтобы покончить жизнь самоубийством, такие дела они не однажды обделывали…

Первый человек в черном. Тебе, старая вешалка, и впрямь жить надоело, как я погляжу. Надо так порочить порядочных людей!

Второй человек в черном. Что ты за чушь несешь? Откуда в таком обществе, как наше, такие уродливые явления, как злодейские убийства из-за угла?