499. Прелестная Марина

Для переговоров с клиентами в Тунис прибыл племянник владельца фирмы «Петер Юстенсен». К его приезду я приготовил психологическую атаку. Называлась она Марина Суховерхова, наша заведующая канцелярией.

Племянник оказался невзрачным типом лет 30-ти, щуплым и плешивым. Я пригласил его в свой кабинет и по телефону попросил Марину принести кофе.

И через пару минут появилась она: высокая, стройная, белокурые волосы до плеч и большие голубые глаза. Увидав такое, племянник встал. Лучезарно улыбаясь, Марина разлила кофе по чашкам, поставила чашки на стол, несколько раз подходила к нему почти вплотную. Он замер и стоял до тех пор, пока она не ушла. От подобного потрясения отошел он нескоро, и за то время, пока он приходил в себя, я убедил его подписать договор, по которому фирма соглашалась поставлять нам товары в кредит.

К сожалению, договором воспользоваться нам не удалось, так как через пару месяцев фирма обанкротилась. А с Марины я потом написал героиню своей повести «Тень наркома».

500. Разнузданная секретарша

На третий день моего пребывания в Тунисе ко мне явился экономсоветник Александр Масько. Официально его должность называлась «советник посольства по экономическим вопросам», но на деле напрямую посольству он не подчинялся. Был в то время Государственный комитет по экономическому сотрудничеству. Он руководил техническими контактами со странами третьего мира. И Масько был его представителем. Под его началом в Тунисе работало больше сотни специалистов, что делало его влиятельной фигурой.

— У нас большая неприятность! — ошеломил он меня.

— Что случилось?

— Заведующая моей канцелярией сожительствует с проверяющим из Москвы. Они устраивают страстные вечера. Да так шумно, что их сосед, наш старший экономист Шумков, просто не может спать.

Когда я работал секретарем райкома комсомола в Москве и сидел на приеме граждан, ко мне часто приходили с подобного рода «сигналами». Поэтому, как поступать в таких случаях, я знал и начал:

— Мимо этого нельзя проходить! Надо примерно наказать! Но вот только… — я сделал вид, что засомневался. — Нужно только, чтобы Шумков написал письменную докладную.

— Зачем? — удивился Масько.

— Знаете, какие теперь люди! Потом ведь начнут доказывать, что ничего не было. А нам с вами отвечать!

Масько удивленно разводил руками, а я продолжал:

— Предупредите его, что, если он не приведет конкретных доказательств, его могут обвинить в клевете. За это он может получить до пяти лет тюрьмы.

Так в райкоме я успокаивал «борцов за нравственность». После таких слов они обычно задумывались и со словами «охота мне из-за этих (неприличное слово) в тюрьме сидеть» исчезали.

Масько тоже задумался и перешел на другую тему.

Неделю никаких документов от него не поступало. Я подождал еще пару дней и нашел его сам:

— Где докладная?

— Ой! Забыл вам сказать. Ничего этого не было. Просто ошибка.

— А страстные крики?

— Телевизор. Я ей сказал, чтобы она приглушала звук.

На этом дело закончилось. Бдительный Шумков вскорости уехал в Москву и позже прослыл крупным специалистом по борьбе с сионизмом. Теперь он известный журналист либерального толка.

501. Студентка легкого поведения

— Поставьте секретаря парткома в известность об этом позорном факте, — обратился посол к резиденту.

С хорошо отработанным гневом резидент начал распространяться по поводу того, что «одна из советских студенток, присланных на учебу в Тунисский университет, открыто занимается проституцией».

— У тебя есть доказательства? — спросил я.

— Ее фотография помещена в списке женщин, приезжающих по вызову.

— Ты покажешь этот список?

— Нет. Но если посол даст разрешение, я пошлю одного из ребят. Но ты сам понимаешь…

Посол его остановил:

— Нет, нет. Этого не надо.

Я обратился к послу:

— Сейчас не 38-й год. Одних слов Константина Валентиновича (так звали резидента) недостаточно. Все попытки расправиться с людьми только на основании донесений разведчиков, будут парткомом пресекаться.

Таких слов от меня ожидали. Все было рутинно. И не в первый раз. Роли распределены. Резидент должен обвинять, а я — защищать.

Резидент принялся возмущаться. Я не отступал от своих слов. Мы оба ждали, когда вмешается посол. Послушав нас минут пять, он обратился ко мне:

— Я понимаю вас. Сейчас действительно не 38-й год и голословно обвинять людей мы не имеем права. Но, с другой стороны, мы не можем проходить мимо сообщения резидента и оставлять здесь студентку, которая позорит честь нашей страны. Предлагаю компромисс. Мы отправляем студентку домой под каким-нибудь предлогом: скажем, больные родители. Вы, товарищ секретарь парткома, напишете ей положительную характеристику. Таким образом ей не запретят выезд за границу в будущем.

Я продолжал возмущаться. Но прекрасно знал, что надо сдаваться. Иначе через пару недель пинкертоны принесут на нее такую телегу, что ее вообще арестуют по приезде домой.

— Я согласен. Но возвращение должен организовать резидент.

Чекисты сочинили телеграмму о «болезни» ее отца. Девицу выпроводили на родину. Я подписал положительную характеристику. Как ни странно, но практика показывала, что через год такие особы снова оказывались за границей.

502. Неубедительная справедливость

В Тунис прибыла делегация во главе с министром культуры П. Демичевым. В ее состав входила дочь Косыгина Людмила Гвишиани.

Встретили ее прохладно. В посольстве помнили, что именно с ее подачи Косыгин закрыл продовольственную «Березку». Был в Москве один специализированный магазин «Березка», где продавали продовольствие за твердую валюту. Кстати, подобные магазины имеются во многих странах с местной валютой.

Госпожа Гвишиани усмотрела в этом магазине нарушение социальной справедливости и убедила отца закрыть его. Социальная справедливость — это, конечно, хорошо, но в устах женщины, которая всю жизнь получала кремлевский паек, заставляла охранников гладить ей одежду, невесть за какие заслуги стала директором Государственной библиотеки иностранной литературы и подняла своего мужа до должности заместителя председателя Комитета по науке, слова о борьбе за социальную справедливость звучали неубедительно.

503. Анонимка с портретами

Я получил письмо от «группы товарищей». Речь снова шла о порядках в Культурном центре. На такие письма можно не реагировать. Но дело было легко решаемое, и я отправился на место указанных безобразий.