…Прогноз Кириллы Силыча не сбылся – пришлось ждать еще несколько дней. Наконец тяжущихся вновь собрали в той самой юрте, где проходил суд. Изменение было одно – на сей раз там присутствовал Узбек. Разумеется, его трон по такому случаю тоже занесли туда. Рассевшиеся у его подножия судьи выглядели еще важнее, хотя казалось бы дальше некуда.

Некоторое время сидели молча, дожидаясь ханского слова, но тот молчал, с любопытством оглядывая собравшихся. Взгляд его темных глаз ни на ком долго не задерживался.

– И что же надумали? – наконец-то негромко поинтересовался он у судей.

У раз-бек степенно поднялся и принялся зачитывать приговор. В нем было несколько пунктов, обвиняющих Михаила Ярославича: «Цесаревы дани со своей земли не все дал еси, с Гедимином в сговор вступить умышлял еси, противу посла биться готов был еси, княгиню великого князя Юрья не смог уберечь еси».

И как финальный итог, прозвучало: «За великие неправды тверского князя великий хан дарует тебе обидчика головой, князь Юрий».

Это был конец. Сангре с усилием проглотил слюну, ничего не понимая. Ведь Кавгадый клялся и божился, что занес к хану монеты, а после того Узбек долго беседовал со Шмулем, после чего, щедро наградив его, отпустил. А где результат? Неужто хану наплевать даже на почти неприкрытое оскорбление со стороны московского князя?

Меж тем Узбек поднялся со своего трона и, приняв у Ураз-бека почтительно врученный ему свиток, свернутый в трубочку, направился к русским князьям. Был хан достаточно высок, почти с Михаила Ярославича, на которого он уставился, насмешливо кривя губы. Тот молчал. Так и не проронив ни слова, Узбек повернулся и шагнул к Юрию.

– Что мыслишь делать со своим обидчиком? – произнес он.

Московский князь неопределенно пожал плечами.

– Почему молчишь?

– Дак как обычно, – неловко произнес он.

– Что значит как обычно? – настойчиво переспросил Узбек.

– Уж больно тяжкие обиды, великий хан, – сбивчиво принялся пояснять тот.

– Какие?

– Сказано ж в приговоре, – пожал плечами Юрий.

– Я слышал, – кивнул Узбек. – А теперь назови хоть одну, кою нанесли тебе самому.

– Дак это… На посла напасть готов был.

– Кавгадый считался моим послом до тех пор, пока тебя не посадили на великий стол. После того он остался лишь моим темником. Моим, а не твоим. К тому же Михаил Ярославич на него не нападал, а что до умысла, то я не уверен, был ли он.

– А еще он дани утаивал со своих земель.

– Это кому обида?

– Тебе, великий хан. Но он с Гедимином тайно сговаривался и даже сына за его дочь просватал.

– Не все, кто выдает своих детей друг за друга, вступают меж собой в тайный сговор. Так?

– Так, великий хан, – подтвердил Юрий, лицо которого было покрыто потом, ибо он не понимал, что творится. – Но он женку мою уморил, то есть не сумел сберечь, – торопливо поправился московский князь.

Деланная невозмутимость слетела с ханского лица. Оно исказилось от злости и он прошипел:

– А ты мою сестру сберег?! Ты почто ее с собой на поле бранное взял?! Похвалиться умыслил?! А чем?! Коль не можешь воевать, нечего и браться! – Но он быстро взял себя в руки и более спокойно продолжил. – Стало быть, из всех вин осталась смерть жены. И что ты хочешь сделать со своим обидчиком?

– Отмстить ему за свои и за твои обиды, великий хан, – нашелся Юрий.

– За свои я сам его накажу, – отрезал Узбек. – Последний раз спрашиваю, как ты хочешь с ним поступить?

Юрий неловко кашлянул в кулак. Что-то явно шло не так, и откровенно говорить «убью» он поостерегся. Вместо того ответил уклончиво:

– С собой в Москву заберу.

– А там?

Деваться было некуда и князь сознался, хотя и не полностью.

– Поначалу в темницу посажу, а далее думать стану, чего с ним учинить.

Узбек согласно кивнул.

– Пусть так и будет, – и он, повернувшись к Михаилу Ярославичу, приказал: – Забирай его в Тверь, князь. Отдаю головой. – А руки хана в это время судорожно рвали свиток с приговором.

Михаил Ярославич застыл, оцепенев и не понимая, что происходит. В это время к Узбеку лисьим шагом не подошел – проскользнул Кавгадый и протянул хану небольшой красный мешочек, похожий на кошель. Приняв мешочек из рук темника, Узбек неторопливо взвесил его в руке, перехватил за дно и с силой хлестанул им по лицу Юрия. Тот инстинктивно отпрянул. От удара из открытого кошеля посыпались небольшие блестящие монеты.

– Ты за недогляд над женой, которую сам же проворонил, хотел своего соперника в темнице держать, как твой батюшка некогда рязанского князя Константина! – шипел он, продолжая хлестать по лицу Юрия мешочком. – А после зарезать, как ты с тем же пленным князем поступил! Тогда какой же мне спрос с тебя самого учинить?! С данника подлого, осмелившегося такое у себя в Москве чеканить?! – с каждым последующим словом взвинчивал сам себя Узбек.

Последнюю фразу он, не выдержав, провизжал, от злости перейдя на фальцет.

Юрий Данилович стоял растерянный и ничего не понимающий.

– Что чеканить, пресветлый хан?! – взмолился он.

Узбек хотел было что-то сказать, но слегка пришел в себя и, очевидно не желая срамиться своим визгом, вновь повернулся к Михаилу Ярославичу.

– Эх ты, – насмешливо улыбнулся он. – Упустил свое счастье. Я тебе его головой выдал, а ты как столб застыл. Стало быть, не пожелал рук марать о врага своего. Коль так, я твоего обидчика себе забираю. Тебе же, – он чуть помедлил, – великий князь, прощаются вины предо мной. А ярлык на великое Владимирское княжение завтра получишь. Ступай…

Что произошло с Юрием дальше, никто из тверичей не видел, поскольку проворно подскочившие к ним ханские слуги принялись достаточно настойчиво подталкивать их к выходу.

– Ничего не понимаю! – высказал на обратном пути общее мнение Кирилла Силыч.

– Главное, сами живыми ушли, – негромко произнес княжеский казначей Викула Гюрятыч.

– И все прегрешения нашему князю простили, – добавил, перекрестившись, изложник княжеского слова Онтип Лукинич. – А уж чего там господь князю Юрию уготовил, не нашего ума дело.

– Чего и… за что, – подытожил Онисим Федотыч.

Сам князь помалкивал. За всю дорогу он не проронил ни единого слова. Но когда Сангре вошел к себе в шатер, Михаил Ярославич шагнул следом и едва задвинул за собой полог, спросил:

– Ты потрудился?

– Да что ты, княже. То наша последняя надежда сработала, – поправил Петр, а в следующую секунду вновь охнул, начиная догадываться, какая именно смерть ждет его в Орде.

Да от переломанных крепкими княжескими объятьями ребер.