– И где я, по-твоему, их взял?

– Об этом позже, когда мы договоримся о цене.

Шмуль с задумчивым видом вновь принялся вертеть в руке монету. Затем положил обратно на ладонь Сангре и потребовал:

– Вначале ты расскажешь мне, где я их взял.

Петр чуть помедлил, но чуя непреклонность Шмуля, со вздохом приступил:

– Значит так. Этим летом ты торговал в Москве и как-то раз…

Рассказ длился долго, поскольку Шмуль неоднократно перебивал своего собеседника наводящими вопросами. Где именно находился его лоток? Кто соседи? Как выглядела женщина, платившая ему за благовония – лицо, одежда, особые приметы? Когда конкретно произошла покупка? День? Час?

Наконец, вытянув из Петра максимум подробностей, еврей нехотя произнес:

– Предположим, я действительно торговал в Москве этим летом разными благовониями и продал одной глупенькой болтушке розовую воду, за которую она расплатилась со старым жидом этим серебром. То, что она покупала не у одного меня, и впрямь облегчает дело. Но это все равно очень опасно… Полагаю… тысяча серебряных гривен не будет слишком высокой ценой.

Сангре с трудом удержался от облегченного вздоха. Тысячи гривен у него не было, даже половины не имелось, но ведь главное – принципиальное согласие – он получил, а теперь можно и поторговаться.

Как ни странно, но на сей раз Шмуль наотрез отказался снижать цену, невозмутимо взирая на выходящего из себя Петра, успевшего мысленно пару раз помянуть недобрым словом карты бабы Фаи. Какой к черту идеальный компаньон?! Сквалыга! Гобсек! Шейлок!

– Ну хорошо, – наконец смягчился еврей. – Святой, благословен он, заповедовал помогать людям. А потому, раз у тебя нет такого количества, мы можем заменить серебро кое-чем иным.

Как оказалось, на самом деле ему требовалось право беспошлинной торговли. Причем на несусветный срок – аж на двадцать лет. И более того – десять ладей и две сотни дружинников на время ежегодной поездки в сторону Большого камня для покупки мехов. Разумеется, бесплатно. Их прокорм во время пути еврей «щедро» брал на себя.

Прикинув, что на такое князь никогда не пойдет, Петр приступил к торгу. Правда, на сей раз Шмуль понемногу поддавался яростным атакам Сангре. В конечном счете Петру удалось добиться изрядных уступок. Особенно в сроках – четыре года вместо двадцати. Впрочем, и в остальном он изрядно скинул – шесть ладей и сотня дружинников.

Добившись этого, Сангре устало вздохнул и заявил, что гешефт всегда надо делить в равных паях между участниками концессии, иначе они могут стать некоему жадному поцу комом в горле и колом в заднице.

– Шмуль, золотко, и оно тебе надо – такой осиновый запор? – с легкой угрозой в голосе поинтересовался Петр. – А если нет, тогда давай порубим все напополам – тебе и мне – а в договор с князем включим лишь твою долю, идет?

Еврей призадумался, усомнившись, соглашаться ли.

– Учти, из-за собственной жадности ты таки можешь оказаться вообще без ничего, поскольку кто ведает: возможно именно сейчас к хану со всех ног спешит благочестивый купец-мусульманин, действительно получивший эти «сороки» в Москве и предельно возмущенный такой наглостью князя уруситов, – поторопил его Сангре.

Шмуль скорбно вздохнул и многозначительно покосился на флорины в руках Петра.

– Ладно, так и быть, – кивнул Сангре, посулив: – Помимо уговора получишь от меня впридачу прямо сейчас, как я и посулил вначале, два десятка золотых.

– И…, – протянул Шмуль.

– И еще восемьдесят вместе с оставшимися «сороками».

Торговец удовлетворенно кивнул, однако сразу напомнил:

– Но это твое слово, а мне на сей раз касаемо льгот на беспошлинную торговлю и вывоз мехов, нужно княжье.

– Михаилу Ярославичу показываться у тебя нельзя, – задумчиво произнес Петр. – Ну что ж, пусть твой бездельник Изя крутит в сундуке дырки…

…Спустя пару часов к княжескому шатру доставили два сундука, сопровождаемые Менделем. Несколько минут тот, не таясь, торговался с Петром, поочередно извлекая из одного из них рулоны сукна, проворно раскатывая и демонстрируя их. При этом он во всеуслышанье расхваливал их качество и дешевизну. Наконец они ударили по рукам и Сангре распорядился занести принесенное в княжеский шатер.

Князь скептически оглядел неловко вылезающего из второго сундука изрядно вспотевшего Шмуля и буркнул, повернувшись к Петру:

– Какая-то неказистая у нас последняя надежда. И ты хочешь сказать, что он и впрямь может изменить грядущий приговор?

– Не совсем, – поправил Петр. – Скорее, сделать нечто, дабы над его справедливостью призадумался Узбек. И поверь, княже, случись что, ему самому тоже головы не сносить, вот он ее и оценил столь дорого.

– А не продаст тебя сей жид тому же Юрию?

– Нет, – отрезал Сангре.

– Ну а как он…

– Когда все получится, ты сам узнаешь, а сейчас надо просто подписать.

– Но ведь может выйти, что…

– Все может, – перебил Петр. – Я тебе могу поручиться лишь за одно – он свою работу сделает. А что выйдет – бог весть…

– А не жирно ему? – скривился князь, еще раз заглянув в договор. – Да еще за бог весть.

– Сказано апостолом Павлом: кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет.

Но договором остался недоволен не один князь. Увидев текст, Шмуль жалобно охнул. Сангре не зря все босоногое детство стажировался на одесском Привозе. И хотя он честно уполовинил в свитке договора каждую цифру – два года, три ладьи товара и полсотни дружинников, общий смысл получался совсем иной.

– Тут не половина – в восемь раз меньше, – сделал робкое замечание еврей.

Петр вздохнул. Увы, его расчет, что Шмуль вникнет в суть чуть позже, не оправдался. Оставалось… Он повернулся к отошедшему Михаилу Ярославичу и подмигнул ему. Тот, припомнив предварительную инструкцию Сангре, не подвел, сделав все в точности: и брови нахмурил, и крякнул угрожающе.

– Гневается, – шепотом прокомментировал Петр. – Еще чуть, и вообще озлится не на шутку. Тогда всем достанется.

– Как достанется? – опешил Шмуль.

– Сабелькой, – невозмутимо пояснил Петр. – Глянь, руку уже на эфес положил. Еще чуть и вытащит клинок, а уж тогда…, – и равнодушным тоном поинтересовался. – Ты бегаешь быстро? Я к чему спросил: из лука он в спину обычно не стреляет.

– А как же уговор?

– Когда подписан – он для него свят, но пока подпись не поставлена…

– Ты очень хорошо учишься торговому делу, – кисло прокомментировал Шмуль, тем не менее торопливо хватаясь за перо. – Одна беда – слишком быстро.

– Не я такой – жизнь такая, – философски заметил Сангре, напоминая: – Ты не забыл, что с тебя две кошерные курицы?