К утру ее лодку выбросило на берег далеко от города, в районе замка Бранденбург. Мария, хоть была всего восьми лет от роду, сообразила, в какую сторону нужно двигаться к дому. И чтобы не сбиться с пути, шла все время по берегу залива.

Мария была смелой и умной девочкой и не сомневалась, что доберется до места. Одно было плохо — уж очень она проголодалась. У самого берега, на отмелях, шныряли какие-то рыбки, но у Марии не было огня, чтобы, изловив, поджарить их. Однако есть так хотелось, а рыбы так нахально вертелись у ног, что девочка не выдержала, поймала одну и откусила у нее кусочек с боку. Рыба оказалась вовсе не такой противной. Мария объела один бок, но потом ей стало жалко рыбу, и она отпустила ее в залив. Рыба, несмотря на то, что от нее осталась только половина, резво уплыла вглубь. Тогда Мария поймала другую и так же немного обглодала ее. Так девочка питалась рыбой несколько дней, пока не дошла до Кёнигсберга.

Это было очень давно. С тех пор Мария выросла и завела собственных детей, а ее дети, в свою очередь, тоже обзавелись семьями, и так далее, и много лет. И рыбы, наполовину объеденные, тоже расплодились, и потомство их похоже на своих родителей — однобокое. Теперь эта рыба живет во всех заливах и во всех морях. И везде ее зовут теперь камбала. Но в Пруссии, ее всегда называли «рыбка Марии».

В пятнадцатом веке, во времена правления Великого магистра фон Тиффена, в Кёнигсбергском замке служила одна примечательная личность — статный красавец, стрелок-арбалетчик Ганс Лозе. Умен, учтив, обходителен, всегда трезв, никаких нареканий по службе, любимец комтура и всех, кто был с ним знаком. Причем службе он отдавался не только в обязательные часы несения вахты, но и на досуге. Любил, знаете ли, изобличать подпольных торговцев янтарем. А все операции с камнем, от его добычи до продажи, в то время, как, впрочем, и в наше, были исключительной монополией государства. Тогда в Пруссии государством был Орден.

Ходит этаким щеголем Ганс Лозе по рыночной площади, товар щупает, ценами интересуется. Потом, глядишь, набежали стражники — хвать одного торговца, хвать другого — и в замок поволокли. А там допрос. Янтарем торговал? Нет? А вот, посмотри, что мы у тебя в пшенице нашли. И горсть янтаря ему под нос.

У Ганса глаз верный. Не один десяток человек он на виселицу проводил. Но и кёнигсбержцы — народ тертый и тоже не слепой.

Как-то в праздник, когда никого дома не удержишь и только старухи сидят на лавочках, такая бабушка видит: Ганс прогуливается вдоль домов. Гулял, гулял и шасть — в одну дверь. Бабушка — за ним. Он на второй этаж, и — в квартиру. Старушка удивилась. Она хорошо знала, что хозяева этой квартиры никаких знакомств с Лозе не водили. Кроме того, их дома сейчас не было — все на ярмарке. Бабушка взяла и подперла дверь клюкой. А потом позвала стражу из ближайшей будки и соседей, кого нашла. Скрутили Ганса, а у него из рукавов да из-за пазухи янтарь посыпался. Видать, скучно ему стало на рынке в зерно и в сукно запретный товар подсовывать. Разнообразия захотелось.

Выкололи Гансу Лозе его проницательные глаза, отрубили ноги по колени, чтобы не смог больше зайти в чужой дом, и в таком виде выбросили на рыночную площадь. Где он и умер под плевками горожан.

Этот человек считался вольным крестьянином, но на самом деле был колдуном. Родом он происходил из самбийских жрецов — вайделотов. И хотя пруссы давно уже были христианами, люди, подобные Зупплиту, пользовались огромным влиянием. Они, правда, всячески скрывали от властей как свое происхождение, так и склонность к магии. Колдовство в Пруссии хоть и не наказывалось костром, как в остальной Европе, но все же было вне закона и могло аукнуться большими штрафами. Однако именно этими способностями, доставшимися ему от предков, Валтин Зупплит прославился во время прусско-польской войны 1520 года. Город Данциг тогда попытался высадить морской десант на западном берегу Самбийского полуострова.

Весть о появлении кораблей облетела Самбию мгновенно. Крестьяне из немцев точили рогатины, крестьяне из самбов чистили мечи своих предков, дворяне собирали дружины. Выходцы из Голландии, Чехии, Венгрии, Руси — те, чьи предки пришли сюда триста лет назад, и те, кто сам только что обжился — все готовились защищать Пруссию.

В тот день ландмайстеру донесли, что есть крестьянин из вайделотов, который берется колдовством отогнать вражеский флот от берега. Но для этого надобно высочайшее разрешение на ворожбу. Времени на моральные колебания у ландмайстера не было, как, впрочем, и иного способа избежать агрессии данцигских купцов. Он дал добро.

Валтин собрал огромную толпу крестьян из соплеменников. Отовсюду пришли люди, еще не забывшие язык и обычаи пращуров. В складчину они купили черного быка, несколько бочек пива и собрались на высоком берегу в районе часовни Святого Адальберта. Потом развели два больших костра и стали молиться своим богам. Помолившись, забили быка и разделали его. Но шкуру, кости и внутренности не выбросили, а поджарили на сковороде и раскидали в море вдоль берега. Затем сварили в котле мясо, нашептывая заклинания как в небо, так и в кипящий бульон. Движения их напоминали танец. Мясо они вынули из котла и съели, запивая пивом, а бульон разлили в песок на берегу. Затем все отошли от берега на триста шагов, а Валтин остался стоять на откосе в одиночестве. Вдруг среди ясного и чистого неба раздался раскат грома, и по правую сторону от Валтина в море ударила молния. И море закипело в этом месте, зашипело, выбросив облако пара. А по левую сторону появился песчаный смерч. Он какое-то время крутился на берегу, а потом ушел в море и там, вздыбив огромную волну, рассыпался.

Все это наблюдали не только люди, пришедшие с Валтином Зупплитом, но и рыцари ландмайстера, и его кнехты, и он сам, поскольку был тут же, неподалеку. Не очень-то веря в колдовство пруссов, он пришел к берегу, чтобы с оружием встретить врага.

Валтин со своими людьми, пошатываясь и распевая непотребные песни, ушли, а все, кто остались, стали следить за польскими судами, которые к тому времени подошли уже близко. Но почему-то не стали ни причаливать, ни бросать якоря, а как-то странно повернувшись, пошли вдоль берега. Так продолжалось целый день. Корабли то приближались, то отходили. К вечеру они ушли к горизонту.

На другой день флот Данцига вновь повторил странные маневры в виду полуострова. Корабли, как стая уток, плавали вдоль береговой линии, словно не знали, куда приткнуться. То же повторилось и на третий день. И только в четвертый день утром суда исчезли в дымке за горизонтом.

Много позже моряки, бывшие в том походе, рассказывали, крестясь и в страхе оглядываясь, что сам черт тогда водил их у берега, не давая причалить. То вдруг казалось, что между кораблем и берегом открывается жуткая бездна, то вставала песчаная стена, то ураганный ветер мельчайшим песком забивал глаза.

Здесь эту историю можно было бы и закончить. Однако у нее есть довольно забавное продолжение.

Семь лет после этого ни один рыбак на полуострове не мог выловить даже дохлой камбалы. Побережье бедствовало — рыба была далеко не последней статьей доходов. И никто не понимал, что происходит. Пока сам Валтин Зупплит не догадался, что это его рук дело. Не то спьяну, не то впопыхах, но вместе с польскими судами он отогнал от берега все живое, что было тогда в море.