Она умерла в тот же день, 30 июня 1973 года, и похоронена в Свинбруке подле Юнити.

До 1960-го жила в замке Тулламейн после развода с Дереком Джексоном, сделавшего ее восхитительно богатой. С ней вместе жила другая любительница лошадей, Джудитта Томмаси, смешанного немецко-итальянско-швейцарского происхождения. Диана считала их отношения «своего рода браком», а Джессика, более прямая, констатировала, что сестра сделалась «сами-знаете-биянкой». Памела дружила и с Руди фон Симолином, который общался в Мюнхене с Юнити и знал о ее намерении покончить с собой. В 1958-м Диана сообщала Деборе, что Джудитта Томмаси хочет перебраться в Рим, но Памела «положила глаз на Баварию и Руди».

Но она оставалась до 1962 года в Ирландии вместе с Джудиттой, а затем они перебрались с любимыми таксами в Цюрих. Дебора впоследствии выражала недоумение, отчего сестра больше не выходила замуж. «Полагаю, на самом деле этому воспрепятствовала Джудитта», — решила она, однако так и не смогла до конца разобраться в тайне их отношений. Смерть Джудитты в 1992-м, по словам Деборы, Памела приняла «с изумительной невозмутимостью».

Памела, вероятно, была из них всех самой жесткой и лучше остальных умела скрывать чувства. Когда скончалась Нэнси, Памела сказала Диане: «Нард, что от себя скрывать: она загубила нам четыре года», подразумевая затянувшуюся и мучительную болезнь сестры. Столь шокирующе умела высказываться только Нэнси. Возможно, Памела оправдывала это воспоминаниями о бесконечных насмешках, которым подвергала ее сестра в детстве. Впрочем, когда дочь Джессики Констанция приехала к тетям в Чэтсуорт, у нее сложилось впечатление, что все они издеваются над Памелой. «Жестоко — словно она не ваша плоть и кровь», — подумала племянница. Да и внешне Памела казалась не их «плотью и кровью». Тем не менее ее спокойная, приглушенная манера держаться и внезапные высказывания вызывали у Дианы и Деборы искренний и незлой интерес («удивительно устроена Женщина»). Так же они воспринимали и ее одержимость едой. Пообедав с Гитлером, она главным образом запомнила вкус курятины.

Памела жила в Европе, пока живы были ее таксы; немецкому журналу она сообщила, что собакам больше нравится континент. Затем в 1972-м она вернулась к привычному образу жизни в сельской Англии — поселилась в деревне Кодл-грин в Глостершире. В ее распоряжении имелись Вудфилд-хаус, восемь акров, свинарники и конюшни, великолепный огород и черный лабрадор. Памела избиралась в приходской совет, являлась на совещания с «не-царапкой», как называла этот предмет Дебора (кожаный портфель, к которому она никому не разрешала притрагиваться). С Джессикой она полностью помирилась после ссоры из-за биографии Юнити (разрыв продолжался больше года). Она продолжала дружески относиться и к Дереку Джексону. «Привет, коняга», — сказала она ему, встретившись с ним в Чэтсуорте на свадьбе дочери Деборы Софии.

Постепенно Памела отступала в мир иных, многочисленных и безвестных Митфордов, которые жили в провинции и никогда не распушали перья — как ее дядя Бертрам, главный шериф Оксфордшира, который унаследовал от Дэвида титул лорда Ридсдейла и держал призовую отару гемпширдаунской породы. Памела обзавелась еще одним домом, коттеджем в Свинбруке, возле того, где жили во время войны Сидни и Юнити. Она разводила кур, как ее мать, и сделалась специалистом по птицеводству. В 1986-м приехавшая погостить в Свинбрук-коттедж Диана так замерзла, что оставалась в постели, читая Стриндберга, пока сестра пыталась справиться с норовистой плитой «Рейберн».

В старости сказались последствия перенесенного в детстве полиомиелита. Памеле приходилось опираться на две палки при ходьбе. В 1994-м, в Лондоне, она упала и сломала ногу. Очнувшись после операции, спросила Дебору, кто выиграл кубок Грэнд-Нэшнл. Через три дня, 12 апреля, Дебору срочно вызвали в больницу: десятью минутами ранее у Памелы оторвался тромб и она умерла. «Цыпа. Вообрази себе», — написала Диана Джессике.

Утрата горестно отразилась на всех сестрах. Словно исчезло нечто, казавшееся вечным, как дождь. Пэм похоронена в Свинбруке, рядом лежат еще три сестры, но ее могила отделена от других.

Во время болезни Нэнси пережила свой период испытаний: почти ежедневно моталась из Орсэ в Версаль — при том, что и сама страдала от тяжелых мигреней. Диана посещала сестру с такой же верностью, как мать посещала саму Диану в Холлоуэе. Правда, чувство долга перед Нэнси вступало в противоречие с необходимостью находиться рядом с Мосли. «Я бы хотела остаться у нее, однако это было невозможно, — писала она в дневнике. — Если бы я не вернулась, он бы встретил свой день рождения в одиночестве».

В 1977-м Диана опубликовала автобиографию, «Жизнь в контрастах». Ее ожидал предсказуемый прием: стилем восхищались, содержание критиковали. После выхода книги Диана дала интервью в «Шоу Рассела Харти» на Би-би-си. К этому выступлению тоже отнеслись неоднозначно, однако саму Диану если что и смутило, то разве лишь звуки собственного голоса. «Возможно, ты бы померла со смеху», — предупреждала она Дебору, которая пропустила передачу. В 1980-м она опубликовала биографию герцогини Виндзор, с которой дружила. Мосли, который хотел распоряжаться даже временем Дианы, просил ее не тратиться еще на одну книгу, хотя она писала по ночам.

У Мосли к тому времени диагностировали болезнь Паркинсона. Тем не менее до конца 1980-го, до своего 84-летия, он был довольно крепок. Постепенно Диане приходилось помогать ему раздеваться, лечь в постель. В ночь на 3 декабря она просыпалась несколько раз и подходила к нему. В четыре часа утра она обнаружила его мертвым на полу. Сжимая мужа в объятиях, Диана звала: «Любимый, любимый, вернись к своему Першерону». Ее скорбь была столь же безмерной, как любовь, — любые чувства Дианы достигали размаха греческой трагедии. В 1981-м ее частично парализовало, словно от инсульта. Оказалось, что у нее в мозгу выросла большая доброкачественная опухоль — как считала сама Диана, из-за тяжелой утраты. И кто готов с этим спорить? Правда, едва ли можно согласиться с ее версией, будто сгубивший Нэнси рак спровоцирован недостатком любви и избытком злости, — к этому выводу Диана, разумеется, пришла, задним числом узнав о предательстве Нэнси во время войны.

От сложной операции Диана быстро оправилась (кто-то слышал, как при виде явившегося навестить ее лорда Лонгфорда она пробормотала: «Он принимает меня за Майру Хиндли»[36]). Но от депрессии ей так и не удалось избавиться. В декабре 1981-го она писала своему пасынку Николасу: «Дорогой Никки, сегодня первая годовщина, а для меня все еще длится та ночь, потому что это была ужасная ночь». Через год она разругает Николаса из-за первого тома его прекрасных взвешенных мемуаров о Мосли («Правила игры»). Любовь граничила у нее с безумием. Но есть нечто мучительное в ее письме к Деборе, предлагавшей сестре помощь во время болезни: «Мне нужен Кролик и больше никто, а он не придет».