Генерал оглядывался. Вокруг пятачка для посадки вертолёта, возвышались огромные сосны. Неширокая дорожка, выложенная фигурными плитками вела в лес. Богданов и Золотарёв сели в гольфкар, Богданов за рулём, поехали. Оглядываясь по сторонам, генерал намеренно преувеличенно дышал, демонстрируя восхищение целебным лесным воздухом, на самом деле приводил нервы в порядок, догадывался, куда попал.

— Красота! Прелесть просто! — поддакивал Богданов.

— Да, хорошо тут у вас. — Соглашался генерал.

Он уже понял, куда его привёз Богданов. Ему мгновенно стало хуже, чем тогда, там, в вертолёте. Сердце учащённо забилось, тревога и желание увидеть Аннушку, Анечку, бились, как две волны, одна с холодной водой, другая с горячей… Аня, Анечка, сейчас он её увидит. Её, свою любовь. Как она к нему отнесётся, узнает, поверит, простит? Аня… и Дениска…

Возле охотничьего гостевого домика их действительно ждала она, Аня. Встречала. В широкой, длинной молочного цвета юбке. В узеньких туфельках на низком каблуке. С коротким рукавом кофточке, в талию, с волосом собранным на затылке в плотный узел, руки сложены под грудью, плечи чуть вперёд, глаза напряжённо вглядывались в лицо и фигуру гостя. Милая, родная.

— Вот, Анечка, познакомься, это и есть Юрий Михайлович Золотарёв, генерал. Мой друг и товарищ. Я тебе говорил. — Чмокнув её в щёку, представил Богданов. Сегодня он тоже был в армейской форме, в кителе, со звездой Героя на левой стороне кителя. Они и сами по себе красиво смотрелись, а теперь, вдвоём, тем более.

Аня смотрела на гостя широко распахнутыми, удивлёнными глазами, вглядывалась.

Золотарёв, сняв фуражку, чуть поклонился, делая вид, что не знаком с молодой женщиной, галантно протянул свою руку, поднял её руку, склонился и поцеловал.

— Юрий Михайлович, — представился он. — Очень приятно. — Надел генеральскую фуражку и спрятал глаза под околышем.

Анна не ответила, всё так же с тревогой, не понимая, вглядывалась в лицо генерала, ища ответа на какой-то свой вопрос, не получив или наоборот, чуть качнула головой, зябко ёжась, вымученно улыбнулась, уступила дорогу.

— Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. — Незнакомым Золотарёву голосом произнесла она, и первой направилась к дому.

Гостя принимали в зале, за солидно накрытым столом, но без вина. Обедали втроём: Аня, Золотарёв и Богданов.

Всё было чудесно, кроме заметной напряжённости. У всех троих.

В какой-то момент обеда, Валерий Владимирович неожиданно произнёс:

— Знаете, чего бы я больше всего в жизни сейчас хотел, чтобы мы всегда были вместе!

Анна Владимировна лицом вспыхнула, опустила глаза, а Золотарёв поперхнулся, закашлялся.

— Простите?! — вопросом воскликнул он.

Богданов участливо постучал гостя по спине, пояснил.

— Я говорю, хотел бы, чтобы мы всегда вместе были. Вы очень красивая пара. Очень!

Золотарёв не знал что сказать, Аня, застыв, молчала.

— Понимаете, Юрий Михайлович, я человек прямой. Скажу, у меня служба такая, — пояснил Богданов, — мало ли что в воздухе случиться может… Нет-нет, я в своих машинах уверен, даже больше того, но, как говорится, все под Богом ходим. И я не хочу сестру с племянником одну здесь оставить. У них должен быть полный порядок. Должен быть! Я имею ввиду… Короче, Юрий Михайлович, скажу прямо…

Из Аниных рук громко звякнул выпавший нож… Как выстрел.

— Я бы хотел, чтобы вы поухаживали за моей сестрой, — покосившись на звук, через паузу продолжил Богданов.

Аня вскочила, двинула стул.

— А что я такого сказал, что? — Богданов вскинул на сестру удивлённый взгляд.

Золотарёв, оцепенев, слушал.

— Я не игрушка, Витя, прости, меня продавать не надо, — сдерживая себя, ледяным тоном ответила Анна. — За мной есть кому ухаживать.

— Вот как! И кто это, простите? — с дурашливым лицом, вскинулся Богданов.

— Михаил! — твёрдо произнесла Анна. — Да-да, тот самый, кого ты приказал выкинуть за ворота.

Золотарёв невольно расплылся в улыбке, но тут же постарался спрятать её, не выдать себя.

На него и не смотрели.

— Ах, всё-таки он, Михаил! — Протянул Богданов. — Анюточка, сестрёнка, ты не поняла, этому не бывать никогда. Ник-ког-да!

— Поздно!

— То есть…

— Я люблю его!

— Аня! Сестрёнка! Что ты говоришь, что? — Богданов вскочил, заметался по комнате. — Кого ты любишь, кого? Я же запретил, за-пре-тил. Я всю охрану разгоню, уволю их к…

— Поздно!

— Как поздно?! — Богданов в испуге упал на стул. Повернулся к гостю. — Юрий Михайлович, вы не слушайте её, этого не может быть, я звонил, я… — Виктор Владимирович вдруг опомнился, поняв, что они ведут разговор на повышенных тонах, при госте. Это не хорошо, это неприлично… — Вы извините нас, но…

Прерывая, с шумом отворилась дверь, в гостиную вбежал Дениска, в пижаме, босиком, со сна раскрасневшийся, волосы на голове потные, взъерошенные. В возникшей тишине, увидев родного дядю, в улыбке навстречу раскинув руки, громко шлёпая босыми ногами, бросился к нему, но разглядев гостя, неожиданно изменил направление, под удивлённые взгляды матери и дяди, громко и счастливо взвизгнув, бросился к Золотарёву. Анна руки в испуге к ребёнку вскинула, а дядя только смотрел… С умильным, счастливым лицом Дениска вскочил сначала на колени гостя, обхватил Золотарёва за шею, прижался, принялся громко целовать его, приговаривая: «Ты пришёл, пришёл! А я знал, знал! А где ты был? — На секунду отстранился, нос к носу, разглядывая лицо, потом мгновенно нахмурил брови, серьёзно произнёс. — А ты знаешь, что у нас Артес заболел, знаешь?»

— Нет, — признался Золотарёв. — Меня же здесь не было.

— Потому и заболел. Пошли! — Дениска соскочил с коленей, не обращая внимания на маму и дядю, потянул генерала за руку. — Пошли, пошли…

Золотарёв подчинился.

За ними закрылась дверь.

— Ничего не понимаю, — выдохнув, признался Богданов. — Кошмар!

— Я пока тоже.

Они оба смотрели на дверь, потом одновременно выскочили из-за стола.

Дениска и «дядя Миша»

Гостя и Дениску они нашли конечно же на конюшне. Дениска кормил Артеса сахаром, а Золотарёв, глядя на Дениску, гладил коня по шее и тоже ел сахар.

— Доктор ему всё-всё прописал, а он лекарство не пьёт. Представляешь! Потому что оно невкусное. А сахар вкусный. Вкусный, да?

— Это не хорошо, — жуя сахар, генерал качал головой. — Доктора надо слушать. А ты слушаешь? Ты сам-то не болеешь уже, выздоровел?

— Я — давно! Как мама сказала, что ты придёшь, так я и вылечился. Вчера уже. Сижу и жду. Жду-жду, а ты не идёшь? Где ты был, почему так долго?