— Анечка, это ты, ты! Хорошо, что ты позвонила. Я так ждал, ждал! Как там Дениска? У меня предложение. Давай распишемся. То есть я прошу твой руки и сердца. Я люблю тебя. Аня?

Трубка некоторое время молчала, Золотарёв даже испугался…

— Анечка, ты меня слышишь? Я не такой как ты думаешь, я лучше. Я на руках тебя буду носить. Я люблю тебя! Аня?! И Дениса тоже.

Наконец услышал её дыхание, потом голос…

— Миша, для меня это так неожиданно, для нас… я… я…

И столько в этом «я» было невысказанных чувств Золотарёву, как ему показалось, столько нежности и теплоты, что он, чуть рассудка не лишился.

— Только не сомневайся! — Вскричал он. — Только не думай ни о чём плохом. Ты будешь у меня самой счастливой, только ответь мне: да или…

…

Трубка, через короткую паузу, нет, через вечность, как показалось Золотарёву, ответила.

— Да, Миша, я согласна!

Она это произнесла не громко, но для Золотарёва это показалось боем литавр с неба, грохотом ответных чувство любви к ней, к ней…

— Аня! Анечка! Я так рад! Так рад…

На его восторженные крики в дверь решительно постучали, он и не слышал, в комнату заглянула медицинская сестра, с суровым начальственным лицом, открыла было рот. Хотела привычно одёрнуть «больного», но увидев его лицо, и расслышав слова, торопливо прикрыла дверь.

— Ты сейчас можешь выйти? Змея Гор… эээ… твоего брата нет на территории?

— Нет. Он вчера вечером улетел. Но я не могу. Дениска заболел.

— Дениска? А… что с ним?

— Не знаю. Врача вызвали. Высокая температура. «Горит» весь.

— Умм… Значит, откладывается. Без Дениски нельзя. Он обязательно должен быть с нами.

— Миша!

— Да, Анечка.

— Я тебе так благодарна… — прошептала она, — за себя и за Дениску.

— Что ты, родная, иначе быть не может! Главное, ты согласна. Согла-асна-а-а… Вылечим Дениску… Обязательно вылечим! Ты только скажи, что ему нужно, я достану. Ты знаешь, я ведь не знал, что он твой сын и… мой теперь… Он же сказал, что его мама на кухне… Я и подумал, что она повар, вот и… А Дениска… Анюта, ты не представляешь, я так рад…У меня два счастья теперь, два: ты и Денис. Ты даже не представляешь, какой это хороший мальчишка, не представляешь. Я же с ним… я же с тобой… Мы… — Золотарёв даже задохнулся. Переполнен нахлынувшим счастьем был, двумя теперь. — Я даже испугался, чтобы было, если бы это был не твой сын, не твой! А он — твой! Наш, Анюта, наш! Ты скажи ему! Скажи!

— Я ему скажу. Он рад будет, мне кажется, даже уверена в этом.

— Я тебя сразу… в тебя влюбился, сразу, как увидел… Аня!

— Я знаю, Миша! Я это почувствовала… тоже сразу… Мне было бы очень тяжело, даже невозможно, если бы Дениска…

— Нет-нет, что ты! Дениска! Такой мальчишка! Аня, это не возможно! Его не любить невозможно. И он, кажется…

— Он! Он, в тебя тоже влюблён, я замечала, только не понимала… Слышу, он про какого-то дядю Мишу всё говорит: «Дядя Миша сказал, дядя Миша подумал», а это…

— Аня! Анечка! Я тебя люблю! И Дениску тоже. Я так счастлив, так счастлив…

На эти восторженные признания, в комнату Золотарёва вновь решительно постучали, более чем громко. Заглянула та же медицинская сестра.

— Товарищ отдыхающий, может не будем так громко информировать весь санаторий о ваших чувствах. Здесь же и другие люди есть. Может, им тоже захочется покричать. Что же тогда здесь получится. Не санаторий, а дом умалишённых, я извиняюсь. Убавьте громкость, товарищ. Слышно очень. — Выговорила она и закрыла за собой дверь.

— Там кто-то ругается, я слышу? — забеспокоилась Анна.

— Нет, Анечка, здесь санаторий. Процедуры. Сончас. В общем, Дениске помочь надо, Аня. Звони. Я вас жду. Ждать буду.

ВВ

События последних дней, знакомство с Гейл, встреча и разговор с её женихом хоть и вышли на первый план, но только в личной жизни. Всё остальное шло своим чередом. Работу в полку Богданов компенсировал в вечернее или ночное время. Матчасть, полётные графики, разборы полётов, парко-хозяйственные и прочие дела он не выпускал из-под контроля. Да и друзья вернулись на новых машинах — Палий и Громобой. О Гейл они не спросили, он промолчал. Говорили только о работе, только о машинах. Прилёт боевых машин Богданов сам встречал, — чудо! Модернизированные, всепогодные, с увеличенным боезапасом, с новейшей авионикой, с прекрасной полётной характеристикой, скорострельные, с хорошей бронёй, защитой от ракет и… И вообще, красавицы, умницы, а не машины. Богданов сам каждую в воздухе проверил. Убедился.

Домой не ездил, ночевал в полку, спал урывками. Несколько дней так, потом, кроме Гейл в мыслях, заметил какое-то другое беспокойство в своём сознании. Вначале не придал этому значения, а потом разобрался: его беспокоит мысль о заике. Да-да, о том ветеране, контуженом, конюхе. Как он там, вернее, как сестра? С Михаилом всё было понятно, его, выставили с территории. Богданов запретил и за километр близко подпускать его к сестре. Дружба дружбой, но сестра — дороже. Анечка ведь может… влюбиться в него. Она ведь молоденькая ещё, её может… Нет-нет, Богданов отгонял эту мысль, такого не может быть, нет-нет. Но она, мысль, упорно возвращалась. Беспокоя сознание, как поплавок на воде прыгала. Идиотизм!

Он несколько раз мысленно восстанавливал в памяти последний разговор с заикой, вернее ссору. Она говорила о многом. Но теперь Богданов как бы присмотрелся к поведению сестры в тот момент. И ему показалось, припомнилось, что Аня если не увлечена заикой, то уж точно жалеет или… Нет-нет, ни в коем случае! Этого не может быть! Ни о какой любви с её стороны быть не может. Нет, нет и нет — это понятно, но… Мысль занозой сидела, сверлила мозг. Богданов даже рассердился на это. Сначала позвонил начальнику охраны, тот заверил, что заика в поле зрения категорически не появлялся, ни днём, ни ночью. Точно? Так точно, точнее быть не может. После этого Богданов позвонил сестре, пару раз, только для проверки, прислушался к её голосу, но Аня разговаривала спокойно, как обычно. Спрашивала, как он сам, Богданов, как дела, почему не приезжает, она беспокоится, соскучилась, и всё такое прочее, как обычно. Он обещал, тоже как всегда. Но так было много работы, что Богданов не мог уже несколько дней приехать, но вот, эта мысль так разрослась и выросла, что Богданов решил кое-что превентивное предпринять, чтобы раз и навсегда избавиться от… вернее, избавить сестру от возможного влияния Михаила-заики. Реализовать возникшую идею.

А она у него появилась.

Буквально вчера, он договорился с генералом Золотарёвым, командиром гвардейского артиллерийского полка, дивизии особого назначения, встретиться сегодня и в дружеской, возможно неофициальной обстановке, обсудить детали совместной секретной операции. Мол, некая хитрая идея возникла. Генерал приехал. Точно вовремя, как договаривались. Богданов мысленно похвалил: быть точно в установленное время, характерная черта хороших людей, мужчин, в первую очередь военных, особенно авиаторов.