— За что мне спасибо? — глядя на кольцо, вновь бледнея лицом, пожимает плечами Тимофеев.

— За честность, наверное, — отвечает Богданов. — За правду.

Тимофеев прижимает руки к груди, говорит с жаром, с чувством.

— Это ей спасибо, и вам…

Богданов всё так же улыбаясь, не смотрит на Тимофеева, бросает ему.

— Ладно-ладно, иди, Ромео. Свободен! Кстати, кольцо можешь забрать. Пригодится.

Тимофеев неловко вскакивает, с шумом сдвигая за собой несколько стульев, опустив голову, кивая при этом, прощаясь, спиной торопливо пятится к выходу. Обручальное кольцо остаётся на столе.

Гейл не смотрит на Тимофеева, рукой прикрывает глаза.

Услышав, как за Тимофеевым захлопнулась дверь, отвлекая, Богданов, небрежно, как мусор, смахивает кольцо со стола, говорит девушке:

— А у меня идея. Хотите, я вас развеселю?

Гейл, не поднимая глаз, устало пожимает плечами.

— Это невозможно.

Богданов, наваливаясь на стол, решительно отодвигает от себя чашку с кофе.

— Возможно. Даже очень возможно. Я буду петь вам!

Гейл поднимает на него удивлённые глаза. Чистые-чистые! Голубые-голубые! Как небо после дождя.

— Вы?!

Богданов дурашливо кривит лицо.

— Я! — Заявляет он. — А что? Я, говорят, очень даже недурно пою. Могу даже жонглировать, но пою лучше. Только не здесь…

Неуверенная ещё улыбка, слабая, как утренний луч солнца, появляется на лице Гейл. Но заинтересованная, как замечает Богданов.

— Хвастун! — говорит она, промакивая платочком уголки глаз. — Вы не только таксист, переводчик, охранник, но и, оказывается, неплохой психоаналитик, я вижу!

Богданов полностью с этим согласен.

— Не только, — заявляет он. — Я хороший человек!

Гейл кивает головой.

— Спасибо, вам! Без вас бы я… Мне бы сейчас чего-нибудь крепкого… Богданов почти счастлив, улыбается.

— А крепкое и будет. Я же петь для вас буду, сказал же! Поехали?

Гейл усмехается, но улыбка уже другая, как взлётая площадка после дождя.

Натали.

И совсем не странно, если кому-то показалось, что история про полковника Ульяшова могла вызвать столь широкий, скажем, «резонанс» в некоторых армейских средах, в личностных и даже в судьбе той самой американки Гейл Маккинли, например, вовсе нет. Это жизнь. Многогранная и многополярная, как говорят политики. Затронула она и жителей города Воронежа. Далеко не всех, конечно, может быть только судьбы двух продавщиц ТЦ «Москва», что в столице находится, Валентины и Натали. Они там вахтовым методом продавщицами работают. И у них возникли некоторые проблемы по поводу, точнее сомнения и размышления.

Сам город Воронеж описывать не будем. Если честно о нём всё взять и рассказать, можно ведь и обидеть людей. Главное, простых, ни в чём не повинных. Они там живут, — а куда податься? — некоторые даже гордятся родным городом (дети, учителя и помощники местных депутатов), осваивая город и окрестности, даже пытаются изменить его облик в лучшую, в современную сторону, а кто и рукой на всё махнул (электорат, маргиналы), утверждая, до столицы Воронежу как до Луны, да и… Перестройка, мать её, и мировой кризис… Туды-т его растуды-т… Но живут.

В одном из двухподъездных домов, ещё той, стародавней постройки, почти в центре города, козырёк подъезда совсем уж покосился, лестницы прогнили, в квартире с цифрой «2», дверь совсем непрезентабельная, с заметными свежими нашлёпками от третьей или четвёртой замены внутренних замков, на кухне и в комнате квартиры тепло, светло и празднично. Правда тесно. Ну, а кому сейчас не… тяжело, любой оппонент заметит, и всё такое прочее. Это, к сожалению, так, да. В однокомнатном тесном пространстве двое детишек дошкольного возраста, брат и сестра, в новых одёжках — мама привезла, мамочка подарила! — убегая от кота, с визгом от счастья бегают, громко топая туфельками, держа за собой верёвочку с бумажным фантиком на конце. За фантиком, сосредоточено носится большой и пушисто-лохматый кот, скользя лапами и смешно сваливаясь на резких поворотах на юз, порой цепляется когтями за фантик, догнав его, теребит. За котом, в свою очередь, с громким тявканьем носится мелкий пёс, скачет, тоже веселится, но осторожничает. Порой недоумевает, когда фантик с котом, а перед ним и дети, заскакивают на диван, потом ещё выше, на спинку дивана или на свою двухъярусную кроватку. Это очень высоко для мелкого пса. На это он ещё громче лает, юлой вертится, бьёт хвостом, скачет на задних лапах. Всё это происходит с шумом, с весёлым детским смехом, вознёй, тявканьем, никто никого не слушает, даже громко работающий телевизор, новенький «Панасоник».

Мама приехала! Мамочка!

Мама, та самая Валентина, которая вспомнила всё же попутчика, Евгения Тимофеева, помните? — когда она с Натали домой возвращалась, в автобусе, а парень этот, музыкант из военного оркестра, в Нижних Чарах тогда сошёл, вспомнили? Да-да-да… Его ещё там ждала молодая совсем девушка, в смысле не ясно кто, но ждала. Натали ещё пошутила… Ха-ха-ха, мол, козёл! — посмеялись в окнах автобуса.

На кухне и Натали, в гостях. Так просто, забежала к подруге на минуточку. А куда здесь идти, ни в ночной же диско-бар! Пфф… Валентина готовит праздничный ужин детям, потому что завтра в ночь уезжает. Чтобы утром быть на смене, на работе, за прилавком. Они обе уезжают. Так же вместе.

Дверь на кухню прикрыта. Кухня маленькая, 2×3 или 2,5×3, что большой разницы не имеет. Она сейчас отмыта. Валентина — волосы дыбом, на ней домашний халат, пёстрый, не праздничный, — она шустрая, сноровистая, готовит ужин на плите, попутно хлопая дверцами то холодильника, то настенных шкафов. Иногда она, на особо возникший шум выглядывает в комнату, но тут же закрывает — ни чего особенного, дети, пусть играют; порой грозно прикрикивает на возникшего на кухне пса, тоже любимца, выгоняет его. В углу, за маленьким столом сидит Натали. Она задумчива, чем-то расстроена. Правда выглядит Натали довольно аккуратно, в пример Валентине. И причёсана, и в бюстгальтере, и платье на ней вечернее с вырезом, и спина голая, и туфли новые, и бижутерия (Ну, а где же, и когда же всё это надевать, как не…), как на праздник. Так она и выглядела, хотя, лицо выражает грусть, душевную тоску и волнение. На кухню порой влетают то сынишка Валентины, то дочь. Вбегут, на секунду прижмутся к мамочке (К ней, любимой!) схватят со стола конфету или печенье и убегают.

— Ну хватит подруга тоску нагонят, налить? — косясь на подругу, бодрым тоном, спрашивает Валентина, протягивая руку к холодильнику. Натали молча отказывается. — Ты сегодня какая-то не такая, — от плиты к столу вертясь, замечет хозяйка. — Со своим что ли поругалась, а? А мой ничего, трезвый меня встретил. Видишь, цветы подарил. Стоят ещё, — кивает головой на почти бодрый вид тюльпанов. — Соскучился, говорит. — Слегка потягиваясь и косясь на подругу, поправляет случайно выбившийся из-под «причёски» локон. — Всю неделю до утра спать не даёт, придурок, ага! — тут же одёргивает подругу. — Ну-ну, взбодрись. Чего ты раскисла? Или забеременела?