Мадлен вся извелась, переволновалась за Гейл. К тому же, её телефон не отвечал, отключен был. Мадлен раз за разам набирала номер, но безуспешно. Что делать, куда звонить, где искать? Нашла уже номер телефона замминистра внутренних дел России, а кто же ещё здесь может помочь? Мадлен «головой» отвечала за пребывании своей гостьи в этой стране, карьерой. Перед Америкой и такими родителями, А здесь не Япония, извините, здесь не Корея, здесь как в Чикаго. Особенно в последнее время, да и раньше. Говорить и доверяться нужно далеко не всем, тем более такой девушке. Но, слава Господи, позвонить министру не успела, Гейл вернулась живой и невредимой. Правда расстроенной. Сразу же заказала билет в посольстве на ближайший обратный авиарейс. Мад не возражала, видела её состояние, хотя Гейл этого старалась и не показывать. Она явно недавно плакала, это было заметно, глаза были припухшими и нос… «Бедная девочка! Где и кто её так обидел?» Но с вопросами не спешила.

— Мад, ты меня извини, но мне сегодня песни пели, на русском языке. — Неожиданно призналась Гейл.

— Что? — воскликнула Мад, не ослышалась ли.

— Да! — повторила Гейл. — Я ничего не понимала, но слушала.

— Где слушала, где ты была, кто тебе пел? В ресторане? Я извелась вся! В каком, на какой улице?

— Не знаю. Музыка была хорошей.

— Рок, рэп, шансон, что?

— Нет, скорее… нежное что-то, от души.

— Гейл, ты меня пугаешь! Где это было? Кто тебе пел? Надеюсь, тебе Шампанское не предлагали, ты не пила?

Гейл как-то странно на Мад посмотрела, отрицательно качнула головой.

— Я рассталась с Евгением, с Женей… Мадлен испуганно смотрела во все глаза.

— Это… который музыкант?

— Да, и очень хороший музыкант и… человек, наверное, но… Я его разлюбила, и он меня…

— Он?! — В полнейшем недоумении и ужасе прошептала Мадлен. В это она поверить никак не могла.

— Да. Такое случается в жизни, Мад. Ты не волнуйся.

— Гейл, дорогая, как не волноваться, как? Я извелась вся. Я же за тебя как за сестру… Как он мог, как… Он должен был умалять тебя, должен был.

— Ничего он не должен был. Он честно сказал… Он другую полюбил. Русскую.

— Русскую? — Эхом переспросила Мадлен. Освобождаясь от наваждения, дёрнула головой. — Ну а тот, который пел, он откуда взялся, он в ресторане пел, в караоке-зале?

— Нет, я у него дома была.

— Ты у него дома была, Гейл?! — Изумилась Мадлен. — Ты позволила…

— Ничего я не позволила… Просто слушала. Как в релакс-руме.

— Гейл, это что-то! Поверить не могу. Ты — и так не осторожно. Кто он такой, твой психоаналитик? Откуда ты его знаешь, где тебе его адрес дали, кто? Вы по-интернету познакомилась?

— Нет, здесь, в аэропорту.

— Так… Всё, мне плохо… У меня сердце… — У Мадлен слов кажется от удивления не было, она осуждающе качнула головой, взяла себя в руки. — Хорошо, и кто он? — спросила она. — Как его зовут, кто он, где работает?

— Он — Виктор, работает… этого не знаю. Простой человек, наверное, обычный. Он за рулём был… потом переводчиком.

— Ага, бомбила-переводчик, значит.

— Бомбила, это что значит?

— Бомбила, это на сленге, — водитель, значит. Плохой человек.

— Не знаю. На плохого он не похож.

— Ну, это понятно. Маскироваться под интеллектуалов-олигархов и академиков они все здесь умеют. Не верь! Он — русский? В смысле, славянской внешности?

— Да, кажется.

— Хоть это хорошо, хотя… — Мад скептически поджала губы. — А песни это он тебе пел, сам?

— Да, он. Но это потом уже, после. И знаешь, я себя не пойму… У меня теперь два человека перед глазами.

— Один из них Стив, надеюсь?

— Нет. Скорее Виктор.

— Виктор! Почему Виктор? Да кто он вообще такой, этот Виктор! Очередной какой-нибудь русский жигало, проходимец, как, как… — Мад не договорила, под взглядом Гейл смутилась. — Гейл, дорогая, я тебя прошу — опомнись. Здесь такие люди… Такие мужчины… Никому верить нельзя. Поверь мне. Я здесь зуб на них съела, как русские говорят.

— Ему можно верить. Когда человек говорит, в его словах всегда можно уловить тайный смысл, как он прячет или наоборот старается выразить главное. Как некий дисгармонизм. А когда человек поёт, на непонятном тебе языке… Тебе поёт, Мад, тебе… Ты видишь его глаза и слышишь его душу. Тут соврать трудно. Я, Мад, это слышу. Соврать практически невозможно. Он — не врал.

— Да кто он, кто?

— Не знаю. Виктор и всё!

— У тебя его телефон есть? Ты ему свой номер дала?

— Нет. Его только, он дал. А я… сказала позвоню, если будет необходимо и возможно.

— Умница! Правильно. Хоть в этом молодец! Мо-ло… Дай мне его сюда.

— Что дать?

— Номер его телефона, я запишу.

— Зачем?

— Я всё про него здесь узнаю. Не беспокойся. По е-мэйлу тебе сброшу или позвоню кто он такой и с чем его едят. Тогда и узнаешь, права Мад была или нет. Спасибо скажешь.

— ОК, Мад, записывай, если хочешь. Вот его номер.

В этот момент диктор объявила о посадке на авиарейс…

Гейл ушла. Самолёт улетел, а Мад долго ещё стояла, глядя сквозь прозрачное стекло зала вдаль, на размытый след в воздухе от турбин двигателя лайнера. Она бы с удовольствием сейчас поменялась с Гейл местами, и в самолёте, и в жизни, многое бы решила легко и просто. И Стив был бы её, и вся жизнь с ним, весь мир, но… не судьба. Её рейс будет чуть позже. Но он будет, обязательно будет, не может не быть.

Помощь друзей

Доносился с плаца нестройный хор голосов и чёткий топот солдатских сапог. Третья рота отрабатывала строевой шаг с песней. Под буханье большого барабана и сухой дроби малого.

Полковник Ульяшов, ведя в своём кабинете совещание с офицерами, отвечающими за подготовку военнослужащих к полковому смотру художественной самодеятельности, так сказать к конкурсу — осталось два дня! — изредка прислушивался к строевой песне, слегка морщился, косился на дирижёра оркестра, но вопрос не задавал. И лейтенант Фомичёв, и майор Фефелов, и зам по строевой подготовке подполковник Блинов, и нач финансовой службы полковник Старыгин тоже невольно прислушивались. Окна настежь, топот сапог и молодые нестройные голоса легко влетали в кабинет командира полка, не мешали, скорее дополняли…

«Р-раз, р-раз, р-раз-два-три-и… Выше ножку!» — Зычно командовал замкомроты лейтенант Порошин, молодой офицер, новое пополнение. Полковник Ульяшов, прохаживаясь перед столом, заглянул в окно, увидел на плацу то что хотел увидеть — спортивно показательную фигуру молодого офицера. Щеголеватую, подтянутую, как с плаката. Молодец! Хорошо! Хорошие кадры! Поют только… ммм… мда!