– Чудесно, а сам? – Нормально. Вот,женился!

– На Тине? – не утерпела я.

Леня кивнул:

– Естественно, мы любим друг друга. Да онасейчас подойдет, за кофе побежала.

Мне стало совсем нехорошо, встречаться с Тиноймне хотелось еще меньше, чем с Сорокиным. Но, не зная, каким образом уйти, япродолжала топтаться у тележки.

– Мама умерла, – неожиданно тихо сказалЛеня, – недолго на нарах мучилась, сердечный приступ, в минуту ушла.

– Не захоти она извести Галку, сейчас быжила, – внезапно вырвалось у меня.

Леня покраснел:

– Галина первая задумала гадость, мы толькорешили ей отомстить!

– Мы? – повторила я за ним. – Ты чтоимеешь в виду?

Глаза Сорокина заметались по сторонам:

– Ну, в смысле мама, я машинально так сказал,«мы»! Имея в виду маму, я всегда говорю «мы»… такая привычка.

Я перестала слышать его бормотание. Вот оночто! Конечно же, Леня был в курсе аферы, задуманной матерью и Тиной, и неслучайно он в роковой день убийства Гали, в выходной день, отправился наработу. Как же я не догадалась об этом раньше! Ай да Ирина Глебовна! Ни однимвздохом, ни одним взглядом не дала понять об участии сына в подготавливаемомубийстве ненавистной Гали.

– Чего стоишь словно пень? – раздался заспиной злой, грубый голос.

Я обернулась. К тележке Лени приближаласьТина.

– Давай двигайся к кассе, – раздраженновымолвила она, – времени нет тут прохлаждаться.

Сорокин посмотрел на жену ненавидящимвзглядом, и я вдруг поняла: его жизнь тяжела и практически беспросветна. Тина,великолепно знающая об участии в афере Леонида, наверное, заставила егожениться на себе. Скорей всего, Сорокин и рад бы избавиться от супруги, но онацепко держит его в лапах, может, шантажирует или просто грозится рассказать, вслучае развода, всю правду милиции.

– Лампа! – удивленно воскликнулаТина. – Сколько лет! Давненько не встречались. Ты тут тоже отовариваешься?Хорошее место, все есть и недорого. Во, никогда не пробовала? Классная штука!Готовится в секунду и вкусно. Мы с Сорокиным любим. Правда, Ленечка?

Самым волшебным образом из голоса Тины исчезлазлоба, и она, изображая из себя любящую жену, чирикала сейчас словно райскаяпташка. Я уставилась на упаковку «Золотого Петушка», которой вертела перед моимносом Тина.

– Возьми на пробу, – бился в ушах еепронзительный дискант.

Следовало бы оторвать язык от нёба и сказатьчто-нибудь типа: знаю, сама давным-давно жарю грудки в кляре на ужин, но словасловно заморозились.

Я просто онемела.

– Я ничего не знал! – внезапно воскликнулЛенька. – Ей-богу! Я тут ни при чем! И вообще, она первая начала!

Я оттолкнула тележку и понеслась к выходу.

– Эй, Лампа, – заорала Тина, – апродукты?

Звук ее голоса прокатился под потолкомторгового зала и словно кнут упал на мою спину. Втянув голову в плечи ипригнувшись, я вылетела на улицу, донеслась до парковки, влезла в «Жигули» иуронила голову на руль. Господи, ну и ситуация! Кто же тут не виноват? Галя?Она первая пожелала смерти Ирине Глебовне. Леонид? Он хотел избавиться отдокучливой жены и не остановил мать с любовницей, когда те принялисьосуществлять задуманное. Ирина Глебовна и Тина? Так они преспокойно заплатилиубийцам. Сильно сомневаюсь, чтобы старуха и моя бывшая подруга были настолькоглупы, что полагали, будто тут сработают некие потусторонние силы. Скорейвсего, они хорошо понимали: Галю попросту убьют. Алиса? Но она ни на секунду непожалела маму. Получается, что виноваты все: злые, жадные, трусливые…

Я сидела в «шестерке», пытаясь прийти в себя.Нет, не стану сейчас размышлять об этом, потом, завтра, через неделю, спустямесяц, год, десять лет, только не сегодня.

Внезапно руки перестали дрожать, и я повернулаключ в зажигании, надо ехать домой, там Лиза, Кирюшка, Сережа, Катюша, Юлечка…Там нагло ворует со стола печенье Ада и тихонько прудит на коврик в ваннойочередную лужу Муля. Там громко лает Рамик и недовольно ворчит Рейчел, а ваквариуме, надувшись, восседает жаба. Там тепло и уютно, там никто не хочетникого убивать, там скоро поставят елку, потому что в город вот-вот придет Новыйгод.

Неожиданно я улыбнулась. Елка! Вам ведь,наверное, интересно узнать, куда подевался Юра?

Волков прожил у нас целый месяц,безрезультатно пытаясь добраться до Тимирязевской академии. В конце концовСережка пожалел мужика и, отпросившись с работы, отвез его по нужному адресу.Назад Юра вернулся чернее тучи, волоча за собой несчастную елку.

– Что случилось? – испугалась я.

– Ни одного жука нет, – чуть не заплакалВолков, – куда они подевались? Так берег их, от сквозняков прятал.

Я, как могла, стала утешать лесника, но Юратолько больше мрачнел, слушая мои речи.

– Меня народ отправил, – расстраивалсяон, – денег мне собрал! А я! Не оправдал доверия. Хотя… вот что странно!

– Что?

– Смотри, видишь внизу зеленые побеги?

Я присмотрелась.

– Да.

– С чего бы сухому дереву ожить? –задумчиво протянул Юра и, повернувшись к вешалке, начал стаскиватьботинки. – Никто его не поливал.

Я тоже удивленно рассматривала елочку.Действительно, почему она ожила? И тут Рамик, обнаглевший до крайности, задралзаднюю ногу. Я стала тихонько шлепать его полотенцем, но двортерьер несобирался прерывать процесс, и тут Юра обернулся.

– Извини, – замямлила я, – он всеголишь собака! Увидел дерево, ну и… уж прости!

Юра схватил меня за плечо:

– Он часто этим занимается?

– Рамик нет, – честно ответила я, –а вот Муля с Адой постоянно.

– Ура! – завопил Юра и запрыгал поприхожей. – Вот оно, волшебное средство! Ясно теперь, по какой причинежуки удрали, а ствол заколосился. Все, еду домой, скорей!

– Как же ты собираешься бороться с короедами? –осторожно спросила я.

– Очень просто, – ответил Юра, – унас в каждой избе по три-четыре собаки живут, купить им всем пива и в лес!