Это правда, но потом Володя начнет укорятьсебя и оплачивать «похороны». Честно говоря, я не обращаю никакого внимания наего вопли, потому что люблю Костина за минуты раскаяния. А еще он, поняв, чтонесправедливо наорал на вас, начинает делать подарки. Лично я являюсьсчастливой обладательницей тучи керамических фигурок, которые дарил мнераскаявшийся майор.

Зная об этой особенности приятеля, яподождала, пока он выкурит на свежем воздухе сигарету, и повторила вопрос:

– Так кто она?

– Не догадалась?

– Нет.

– А она была совсем рядом, тебя привело к нейабсолютно правильное размышление.

– Какое?

– Ты сделала логическое заключение: у кого вальбоме нет фото со дня рождения Леонида Сорокина, тот каким-то боком замешан вделе. Так?

– Точно.

– У Амбарцумовых снимок оказался на месте.

– Ага.

– А у Тины?

– Нет.

– И что, до сих пор ты не понимаешь?

Я попятилась.

– Ты хочешь сказать…

– Правильно, – кивнул Костин, – этоТина.

– Но как же…

– Все просто. Годы бегут, штампа в паспортенет, – вздохнул Вовка. – На дне рождения Лени Тина познакомилась сИриной Глебовной. Женщины очень понравились друг другу, затем у Тины, приполнейшем попустительстве Ирины Глебовны, вспыхнула любовь с Леней. Женя незаговаривал о свадьбе, а Сорокин, подзуживаемый мамочкой, сразу заявил:

– Готов хоть сейчас отвести тебя в загс,только Галя мешает!

– Тина сказала мне, что фото взял Женя.

– Ты веришь всему услышанному!

– Но… я подумала…

– Говорили же тебе, меньше думай!

Я, не обратив внимания на очередное Вовкинохамство, пыталась осмыслить ситуацию.

– Зачем Ирина Глебовна взяла фото у Тины?

– Они решили на всякий случай подстраховаться.

Леонида они не собирались вводить в курс дела,Алису тоже. Мало ли кто из домашних Сорокиных полезет в семейный альбом, ненайдет снимок, начнет приставать с расспросами, а Тина живет одна.

– Мне она ничего не сказала про разрыв сЖеней! – пробормотала я. – До недавнего времени я считала, что онивместе.

– Так ты и не спрашивала о ее отношениях сним.

– По-моему, Ирина Глебовна и Тина перемудрилис этой фотографией.

– Мне тоже так кажется, – кивнулВовка, – но у страха глаза велики. Везде светилась Ирина Глебовна, Тинаоставалась в тени, Ванда и Рита о ней не знали. Вот будущие родственницы ирешили поступить столь странным образом. На этом настояла Тина, ей казалось,что, поступая так, она выводит, в случае форсмажорных обстоятельств, из-подудара старуху, не она брала фото!

– Скажите, пожалуйста, какие нежности! А Тинане насторожилась, когда я завела речь о фото?

– Нет.

– Почему?

– Она же тебя хорошо знает, потом ты наплелаисторию про подарок к дню рождения Леонида, сюрприз и прочее. Твой визит Тинуне обеспокоил ничуть. И еще…

– Что?

Вовка ухмыльнулся:

– Она считает тебя дурой, глупой, недалекойособой, способной лишь убирать квартиру и печь пироги. Знаешь, как у мадамвытянулась морда, когда она узнала о твоей роли в этой истории.

На суд я пошла, о чем глубоко пожалела прямо взале заседаний. На скамье подсудимых оказалось много человек: Ванда, Рита,Олег, Ксюша, Олеся Сокирко, Ирина Глебовна и Тина. Последняя, не без помощиИрины Глебовны, отделалась легким испугом, ее отпустили прямо после процесса.Очевидно, старуха и в самом деле любила Тину, потому что она полностью выгородилаее, взяв всю вину на себя. Впрочем, когда после оглашения приговора к клети сключами в руках подошли конвойные, и суду, и прокурору, и залу сразу сталоясно, в чем дело. Ирина Глебовна, вцепившись в Тину, громко спросила:

– Ты ведь не бросишь моих, Леню и Алиску? Тывспомнишь, что я для тебя сделала?

Но это был не самый неприятный момент. Хужевсего мне пришлось, когда Алиса, услыхав, что бабушке дали десять лет,рванулась к скамье подсудимых с воплем. Двое крупных, накачанных мужчин в форменикак не могли справиться с хрупким подростком, цеплявшимся за решетку,ограждавшую подсудимых от внешнего мира. В руках Алисы появилась простонечеловеческая сила. Конвоиры отдирали девочку от прутьев, а та, вопя,сопротивлялась.

– Бабулечка! За что! Так Гальке и надо! Онапервая хотела тебя убить! Буся! Я с тобой! Папа! Сделай что-нибудь! Папочка!!!

Леонид, великолепно понимавший, что ИринаГлебовна, скорей всего, не доживет до своего освобождения, подошел к дочери ичто-то ей тихо сказал. Внезапно Алиса отпустила решетки и, повесив голову,покорно пошла за отцом.

Все члены банды и их пособники получили свойсрок и были отправлены к месту отбытия заключения. Больше я никогда невстречалась с ними и искренне надеюсь, что не увижу и в дальнейшем. Нашеобщение с Леонидом практически сошло на нет. Я поздравила его с днем рождения,а когда позвонила на Новый год, то нарвалась на Алиску. Услыхав мой голос,девочка прошипела:

– Не смей сюда больше звонить! Все из-за тебя,дрянь!

В ухо полетели частые гудки. Я бросила трубкуна диван. Бесполезно в данной ситуации взывать к разуму. В глазах Алисы я тотчеловек, из-за которого обожаемая бабушка сейчас сидит на зоне. Мартинвыздоровел, Иришка Штамм поахала, узнав про мои приключения. А я купила терьерув подарок огромную кость. Хватило ее, правда, всего на полчаса.

Примерно через полтора года после описываемыхсобытий я поехала в магазин. Набила тележку до упора упаковками соков,бутылками с минералкой, пакетами с крупой и, еле-еле толкая корзину, порулила ккассе. К аппаратам змеились очереди, была пятница, вечер, время массовыхзакупок.

– Вы последний? – поинтересовалась я умужика, стоявшего спиной ко мне.

– Да, – ответил он и обернулся.

Я охнула. Передо мной высился Леонид. Выгляделон прекрасно, казалось, Сорокин помолодел, лицо его покрывал загар, Леняпохудел, был в модных джинсах. Встреча не обрадовала меня, впрочем, Ленькутоже, но хорошее воспитание взяло верх, и мы начали обмениваться вежливымифразами.

– О! Привет!

– Здравствуй!

– Как дела?

– Прекрасно.

– Алиса здорова?

– Спасибо, учится в институте.