— Это наш дом, глупая женщина… теперь это наш дом до скончания времен…

…что ж, кое в чем он прав. Время здесь течет иначе. И впереди их ждет вечность. Вечность наедине с тем, кто тебя ненавидит, — не самый лучший жизненный выбор. И мелькает предательская мысль: а вдруг бы все-таки у них получилось?

…он почти успел.

Зверь шел по следу и менял тело, а Мэйнфорд не противился переменам, осознавая, что в новом обличье у него будет больше шансов вернуться.

…буря нарастала.

Там, наверху.

Мэйнфорд слышал голоса ветров сквозь каменную толщу, а будь его желание, он бы и увидел, что черные клубящиеся тучи, что молнии, рожденные в столкновениях их. Телефонные столбы, которые ломались, будто щепки, и хлысты проводов, взлетавшие, чтобы обрушиться на каменные стены зданий.

Сами эти стены, слишком тонкие, чтобы защитить.

Чтобы даже устоять под натиском ветра.

Дамбу, разменявшую не одну сотню лет. Устаревшую. Ослабевшую. Она еще кое-как сдерживала реку, но щиты ее гудели от натуги. И сила, в них перекачиваемая, уходила в воду.

Изоляция повреждена.

И контуры размывает.

Кто-то понял это и связался с домом. Предупредил своих, чтобы спасались. И значит, вот-вот новость выйдет за пределы одной квартиры. Слухи расползутся стремительно, что опухоль. А следом… что? Паника? Толпы людей, потерявших разум, движимых одним-единственным желанием — спастись. Пробки на дорогах. Толчея. Вой и гнев. И оружие — единственным весомым аргументом.

Кровь, которую Нью-Арк примет с радостью.

Он должен остановить это.

Подняться над бурей.

Усмирить.

А разве Мэйнфорд способен на такое?

Да. Зверь знает. Медлить нельзя, а он, вместо того чтобы подняться — выход рядом, его нынешнее тело прекрасно ориентируется в хитросплетениях коридоров, идет по следу женщины.

Спасет одну — погибнут тысячи.

Десятки тысяч, когда дамба все-таки рухнет и потоки воды устремятся сквозь город. Они подхватят и машины, и людей, смешают воедино…

…его долг…

…есть еще время. С Острова сняли щиты, и значит, кто-то осознал, что один Остров — это далеко не Нью-Арк. Перенаправленной силы хватит на то, чтобы противостоять буре.

Минут десять.

Или даже пятнадцать.

В любом случае, за пятнадцать минут многое можно успеть.

Например, найти ее.

Его женщина выглядела изможденной и откровенно жалкой. Ей было больно и страшно, и Зверь заскулил, не представляя, как быть дальше. Он желал смерти тому, кто держал его женщину.

Был близок.

Слишком близок, чтобы убить.

Он успеет раньше. И хорошо, что Зверь понимал это, иначе у Мэйнфорда вряд ли получилось бы удержать его.

…один удар.

…хватило бы удара, лапой по горлу, чтобы наверняка, чтобы голова отделилась от тела… но ведь не подпустит. Стоит, сволочь, улыбается.

Горит ярко.

Знакомое пламя… здравствуй, старый враг. Можно ведь говорить, не разговаривая, просто глядя в глаза. И получить ответ: здравствуй. Я не враг тебе. Просто так все получилось.

Отпусти.

Ты же сам понимаешь, что не могу.

Тебе нужен я? Я останусь. Не обману… отдам… что? Сердце? Забирай. Город? Города скоро не станет. Буря почти вошла в полную силу, и даже если выкачать из щитов Острова всю силу, дамба не выдержит. И ты знаешь об этом, старый враг.

Не ты ли привел бурю?

Зачем?

Для того ли, чтобы прошлась она по улицам водяным мечом, ветряным серпом? Сняла жатву, удобрила землю кровью, отворила запертую дверь, выпуская тех, кто уже давно перестал быть богом.

— Ты… правильно понял, Страж, — бледноволосая тварь, прятавшаяся за Тельмой, произнесла это очень тихо. А в следующее мгновенье Тельма улыбнулась.

Зверю.

И Мэйнфорду.

Он хорошо знал эту виноватую улыбку и крикнул бы, пытаясь остановить, если бы мог кричать. Но из звериной глотки вырвался лишь рык. И гром его, отраженный стенами, ударил по Мэйнфорду. А Тельма упала. И тварь вместе с нею.

Эта тварь и понять не успела, что именно произошло…

…впрочем, что пенять ей, если Мэйнфорд и сам опоздал?

Буря над городом медленно разворачивала черные крылья…

…Тельма дышала.

…а тварь не отпускала ее даже сейчас. Но больше не способна была причинить вред. Грудная клетка его вздымалась и опадала. Ритмично. Спокойно.

На губах замерла улыбка.

И Зверь заскулил.

— Погоди, — Вельма с трудом держалась на ногах. — Ты не знаешь, в чьем они разуме. Убьешь его, и тогда она точно не вернется.

…права альва.

Шанс есть. Призрачный, крохотный, но это больше, чем ничего. И Зверь отступил. Он готов ждать. Вечность? Пускай. Он ляжет, согревая женщину теплом собственного тела.

— Тебе надо идти, — Вельма опустилась на колени рядом с альвом. — Разве ты не слышишь, что там творится? Уходи… сделай, что должен… а они… они никуда не денутся.

Зверь не желал уходить.

Буря?

Пускай.

Бездна?

Ну и Бездна с нею, а вот оставить свою женщину в подземелье, рядом с тем, чье пламя почти погасло, — это выше его возможностей.

Только Мэйнфорд думал иначе.

И тяжеловесное, неуклюжее в общем-то тело развернулось. Оно с немалым трудом — подземелья не желали выпускать добычу — протискивалось по узким норам ходов. И чем выше поднимался Мэйнфорд, тем острее ощущал свое бессилие.

Буря…

…город беззащитен.

…и даже Остров, извечная цитадель, не устоит перед яростью моря.

Лопнули цепи со вплетенными в них заклятиями, которые удерживали море на расстоянии, смиряли гнев его, даруя Заливу постоянный штиль.

Рассыпались один за другим Призрачные столпы.

Хрустела защита.

И небоскребы, облитые дождем, держались из последних сил. Зверь слышал, как натужно гудят металлические остовы их, как крошится бетон. И как медленно, но верно, рассыпается он.

И вопрос времени, какое из величественных зданий рухнет первым.

Зверь выполз под дождь.

Струи воды хлестали, что плети, и это отрезвляло. Радовало злою радостью. Мэйнфорд вдохнул ледяной воздух, тело его изнывало от предвкушения. Тело его желало подняться в черно-красные небеса. И молнии притихли.

Сама буря попятилась.