В то время концерты в «Эрлс-Корте» были просто концом очередных гастролей, но на самом деле отметили прекращение нашей работы. В следующие десять лет вышли концертный альбом и видео по материалам тура, оба под названием «Pulse», а также всякие антологии и оцифрованные версии нашей работы в новых форматах. Но мы больше не ездили с концертами и не выпускали нового материала.

Я думаю, Дэвид с легкостью признает, что снова ввязываться в драку меньше всех хотелось ему. Похоже, аппетит к последствиям очередного разгона гастрольной механики пропал у него начисто. Но я все-таки лелеял надежду, что конец группы Pink Floyd как деятельной силы еще не наступил. Мы еще много чего никогда не делали. Мы так и не развили идею Дэвида поиграть в акустике. Мы так и не выпустили эмбиент, оставшийся от работы над «The Division Bell». И – по крайней мере, до сей поры – я так и не появился в «Параде личностей» на шоу «Never Mind the Buzzcocks». Мы столько времени провели в относительном бездействии, что надежда на новые записи, не говоря о живых концертах, таяла на глазах. Но затем как гром среди ясного неба – среди ясного лазурного неба Карибов, между прочим, – случился нежданный поворот событий.

На репетиции перед «Live 8» в Black Island Studios в западном Лондоне. Выбор барабанных установок был богатый, но я предпочел верную DW, на которой играл в 1994 году в туре «The Division Bell».

В январе 2002-го я с семьей отдыхал на карибском острове Мюстик. В начале каждого года там проводится пляжный пикник – собирают деньги в пользу местной школы. На этом пикнике чьи-то сильные руки вдруг обхватили меня за плечи, а потом за шею. Я увидел, как удивленно расширяются глаза Нетти…

Роджер. Увидев меня на пикнике, он подкрался и застал меня врасплох. За предыдущие лет пятнадцать мы виделись всего пару раз. Я часто гадал, какая будет атмосфера, если мы ненароком друг с другом столкнемся, как мне подойти к этой встрече. Зря тратил время.

Мы с Роджером разговорились – проговорили чуть не полдня – и до отъезда с острова встретились еще пару раз. Теперь, когда под мосты прошлого утекло столько воды, просто колоссально было помириться с одним из старейших друзей. Груда эмоционального багажа осталась на мюстикской таможне.

Позднее в тот же год мне позвонили и пригласили выступить гостем Роджера на «Уэмбли-арене» во время его тура 2002 года. Согласился я не сразу – поначалу слегка занервничал, – но сообразил довольно быстро: если упущу эту возможность, буду горько жалеть до конца своих дней. Я так долго оплакивал наш разрыв, что не воспользоваться шансом очень публично продемонстрировать вызревший момент примирения – редкая глупость. Сыграл я только на одной вещи – Роджеровой аранжировке «Set the Controls for the Heart of the Sun», – однако весь вечер был просто фантастическим. Группа Роджера оказалась замечательно радушной, и ужасно приятно было поработать с Гарри Уотерсом, который стоял за клавишными: Гарри – сын Роджера, а вдобавок мой крестник.

Снова работать с Роджером – это была радость. Мне страшно понравились репетиции. Хотя меня уверяли, что прошедшие годы смягчили Роджера, я, к своему удовольствию, обнаружил, что любые несовершенства шоу встречались знакомым раздраженным криком, что несся со сцены к микшерному пульту.

И тем, искренне полагал я, все и ограничится. Когда в сентябре 2004-го вышла «Наизнанку», вопрос о возвращении Pink Floyd к работе – с Роджером или без него – непременно всплывал в каждом интервью. Я на такие вопросы отвечал честно, но все же пытался дать хотя бы малую толику надежды – по-моему мнению, финальный свисток еще не прозвучал.

Той осенью журнал «Моджо» готовил спецвыпуск, посвященный нашей группе, и у нас с Роджером взяли интервью. Роджера спросили, возможно ли потепление между ним и Дэвидом, и он ответил вежливо, но непреклонно: «Не понимаю, с чего бы. Мы оба очень резкие индивиды, и вряд ли это изменится». Дэвид в каком-то интервью сравнил эту идею с возможностью «переспать с бывшей женой». Короче, оптимизма все это не внушало.

Мне в интервью напоследок задали два традиционных вопроса: «Выйдет ли еще один альбом „Пинк Флойд“?» и «Как насчет разового концерта „Пинк Флойд“ с Роджером Уотерсом по случаю тридцатилетия „Wish You Were Here“?».

Я ответил: «Я не против. Но мне не верится, что этого захочет Роджер. Я думаю, Дэвиду, чтобы вернуться к работе, нужна мощнейшая мотивация. Было бы прекрасно объединиться ради какого-нибудь нового „Live Aid“ – значимость события все оправдает. Вот это была бы фантастика. Или, может, я просто чертовски сентиментален. Знаете ведь, каковы эти старые барабанщики».

Роджер в режиме Бродяги Высокогорных Равнин играет «Wish You Were Here» на акустической гитаре – в Гайд-парке басовую партию на ней сыграл Тим Ренвик.

Полгода спустя кто-то указал мне на фрагмент из телеинтервью Боба Гелдофа: Боб ссылался на эту мою фразу – что, мол, ради крупного благотворительного мероприятия Pink Floyd способны – может быть – воссоединиться. Увы, не могу приписать результат себе, но, очевидно, в голове у Боба, который подступался к аналогу «Live Aid» через двадцать лет после оригинала, засело некое зерно.

Я был настолько не в курсе, что, когда в июне 2005 года моя жена Нетти сказала, что мне звонит Боб, я понятия не имел, по какому вдруг поводу. Со времен Пинка в «The Wall» мы иногда встречались в светской обстановке, а изредка и на заседаниях благотворительного комитета фонда «Раундхаус», но на регулярной основе не общались.

Боб уже трудился над «Live 8», но в мое сознание сигналы об этом пока не проникли. А теперь Боб мне об этом сообщил и прибавил, что говорил с Дэвидом про выступление Pink Floyd. Дэвид ответил «нет». Как всегда, отказ только вдохновил Боба на подвиги, и Боб пообещал, что подъедет к Дэвиду домой и они как следует все обсудят. Он уже почти добрался до Ист-Кройдона, когда Дэвид позвонил ему и еще раз сказал: «Не трудись». Боб все равно не отступил. Но даже прямая и личная просьба от человека, который славится таким талантом убеждения, не поколебала Дэвида.