Теперь, когда мы продвинулись так далеко, оставалось только назначить дедлайн – что, вообще-то, для «Флойд» сущая анафема. Однако при работе над предыдущим альбомом мы усвоили один благотворный урок: мы тогда с работой затянули, фирма грамзаписи засомневалась и в результате наш альбом вышел одновременно с «Bad» Майкла Джексона и «Tunnel of Love» Брюса Спрингстина. Неудивительно, что при такой конкуренции наше положение в чартах отчетливо попахивало бронзой.

На сей раз мы задали себе крайний срок, согласившись поехать на крупные гастроли в апреле 1994 года. Мы думали, что так нам хватит времени распланировать дорогу загодя и сконструировать самый эффективный маршрут по обширным стадионам США. Но поскольку никто из нас особо не был футбольным фанатом, мы упустили из виду довольно важное обстоятельство: наш тур 1994 года совпадал с чемпионатом мира, который проводили в США. То есть некоторые стадионы не только были недоступны в критически важные даты – перед матчем на них неделями нельзя было даже выходить, чтобы не дай бог не повредить драгоценный газон. Маршрут у нас получился не логичный и изящный, который мы себе представляли, а такой, будто человек с завязанными глазами швырял дротики в карту Соединенных Штатов или хуже того – будто этот маршрут составляла старая команда из агентства Брайана Моррисона.

На финальных стадиях мы пережили травму – наречение альбома и дизайн конверта. На выборе названия всё в очередной раз застопорилось. Мы так и не договорились даже к январю 1994 года – только каждый день лихорадочно дискутировали, а между тем крайние сроки приближались, наступали и проходили. Дэвид предпочитал «Pow Wow», мне нравилось «Down то Earth»[34]. У всех было любимое название. Никак не получалось достичь большинства голосов (даже если задействовать теперь уже обширный арсенал прихотливых систем голосования).

Руку помощи протянула во всех смыслах крупная фигура – Дуглас Адамс, автор романа «Автостопом по Галактике», подлинный гений «Макинтоша», гитарный энтузиаст и – к нашему счастью – фанат Pink Floyd. Самые отчаянные минуты он умел скрасить блистательным чувством юмора. Дуглас принял участие во многих дискуссиях о названии альбома. Мы находили колоссальное утешение, беседуя о своих страданиях с такой же жертвой крайних сроков, – Дуглас однажды заметил, что любит слушать, как над головой просвистывают дедлайны.

Из хлева появляется одна из свиней.

Однажды вечером за ужином мы пообещали сделать взнос на благотворительность по выбору Дугласа, если он придумает название для альбома, которое нам понравится. Дуглас поразмыслил, а затем предложил «The Division Bell». Досаднее всего, что это словосочетание уже было в наших текстах: надо было читать внимательнее.

Наконец-то вооруженный названием, Сторм Торгерсон явился к нам с огромной кучей идей, и мы сошлись на концепции пары голов, сливающихся в одну, – такая визуальная иллюзия. Сторм знаменит тем, что непременно мастерит реальные предметы, а не прибегает к фокусам, так что головы (отнюдь не с первой попытки наконец сконструированные из камня и металла) разместили на подходящем поле где-то поблизости от города Или.

Как-то холодным февральским деньком я навестил фотосъемки: картина была ошеломительная, головы торчали прямо из торфяника. Мы очень переживали, как бы спрятать их от прессы, – наверняка журналисты не отказались бы опередить выпуск альбома. Магазины по продаже списанной военки подверглись набегу, а мы приобрели кучу камуфляжной сетки, которой довольно халатно замаскировали головы. Эксклюзива прессе не досталось – я думаю, либо мы переоценили интерес к альбому, либо холодные ветры, что задувают на восточное побережье из самой Сибири, не так приятны, как простые радости бара «Граучо» в Сохо.

Тем временем мы разрабатывали сценическое шоу. В 1973 году мы давали концерт в «Голливуд-боул», и фотография в кабинете Стива О’Рурка постоянно напоминала о том, как круто может выглядеть сцена. Мы подумывали кое-что из этого шоу позаимствовать и приспособить для тех стадионов, где нам предстояло играть. Еще мы хотели добавить концерту гибкости. На предыдущих гастролях вся программа была буквально прибита гвоздями – по самую шляпку, рассчитана чуть ли не до секунды. На сей раз мы хотели иметь возможность менять песни и их порядок.

В туре «The Momentary Lapse of Reason» у нас на сцене был зеркальный шар с раскрывающимися лепестками, а на концертах «The Division Bell» шар вырастал из аппаратной прямо посреди зала.

Съемки для конверта альбома «The Division Bell» с собором Или на заднем плане. Сторм вспоминает, что из-за болотистой почвы погрузчик с низкой посадкой не мог добраться до центра поля и глухо ворчащей группе помощников фотографа пришлось вручную тащить тяжеленные хреновины по грязи и затем их там устанавливать. Еще громче помощники заворчали, когда Сторм сообщил, что это не то поле.

Мы снова устояли перед соблазном больших видеоэкранов, на которых показывалось бы живое представление. Мы никогда не демонстрировали крупные планы группы – и, по всей видимости, никогда не будем. Но нам все-таки хотелось киносопровождения для новой музыки, а поскольку мы решили исполнить кое-что из «The Dark Side of the Moon», настала пора пересмотреть соответствующие клипы. Многие отлично сохранились и были использованы для сюиты «Dark Side», но по большей части эти съемки сильно устарели. В частности, политики двадцатилетней давности из клипа «Brain Damage» давно канули в Лету – добрая половина аудитории была слишком молода и не знала их в лицо. А другая половина, вероятно, успела забыть.

Мы провели несколько производственных совещаний с нашей бригадой – вероятно, лучшей за все время. Марк Брикмен (хорошо зарекомендовавший себя на открытии Олимпийских игр 1992 года в Барселоне и навеки рассорившийся с Барброй Стрейзанд), вооружившись солидным багажом новой технологии, снова стал нашим художником по свету. К нему присоединились Марк Фишер в качестве сценографа и Робби Уильямс в качестве директора производства. Сторм тоже вошел в эту группу, поскольку отвечал за все дополнительные киноэпизоды – штук шесть, минут на сорок. Впрочем, «вошел» – не совсем правильное слово, потому что у Сторма есть обаятельное качество: он умеет работать только в должности диктатора.

Первоначальный дизайн предполагал лежащую на земле полусферу, которая раскрывалась, обнажая сцену. Этот вариант пришлось отбросить, когда стало ясно, что ради подобной конструкции – очень элегантной, спору нет, – из зоны перед сценой придется удалить всю публику. Финальная версия получилась из череды замысловатых моделей, но даже по ним не было ясно, какие трудности возникнут при работе с реальной конструкцией.