Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Себастьян, – упрашивает она. – Пожалуйста.
Несколько членов стаи Луки выходят вперед. Прежде чем я успеваю принять решение, Одетта подходит к Эмили, протягивая к ней руки, ясно давая понять – она лишь хочет помочь. Ее лицо – бледное, а выражение – сдержанное. Рана на ее шее от клыков волка едва начала заживать.
В душе Одетты всегда столько доброты. Ее мертвое сердце откликается на чужую боль чаще, чем у других. Именно ее доброе сердце побуждает ее сражаться за тех, кого она любит, с такой силой и яростью. Она знала Эмили, когда та была еще маленькой девочкой. На ее лице отражается печаль от того, что та, о ком она однажды заботилась, страдает у нее на глазах.
Я пытаюсь сглотнуть ком в горле и приказываю себе помочь сестре вопреки всем предрассудкам. Селина делает неуверенный шаг вперед, тоже сочувственно склоняя голову. Одетта присаживается рядом с Эмили, которая выдергивает нож из своего плеча. С осторожностью и нежностью Одетта зажимает рукой рану Эмили, доставая шнурок, чтобы остановить кровь. Она не видит, что Эмили ведет кинжал к пораненному горлу Одетты. Металл сверкает в солнечном свете. Повисает странная тишина, а вслед за ней звучит торжествующий вопль.
– Одетта! – кричит Селина.
В первую, самую жуткую секунду я не понимаю, что только что произошло. Лишь вижу, как Одетта падает на одно колено, на лице у нее застыло изумление. А потом она сгибается пополам, словно сломанный инструмент, ее горло разрезано до кости, алая кровь хлещет, как водопад, окропляя согретую солнцем палубу у ее ног.
Я бросаюсь к ней. Секунда – и пальцы моей правой руки смыкаются на горле сестры, а левой рукой я вырываю у нее сияющий серебряный клинок. Она смело встречает мой взгляд, на ее лице ни единой эмоции, а глаза блестят, как осколки льда.
За спиной я слышу движение. Слышу, как проклинает все Джей, когда Бун начинает рыдать. Как Мэделин подхватывает обмякшее тело Одетты и уносит подальше от остальных. Даже не глядя туда, я отлично знаю, что скоро тело Одетты высохнет, превратившись в ее бледную копию, а потом и вовсе разлетится по ветру, как пепел, как смятые клочки бумаги. Даже если мы прямо сейчас вызовем Ифана и пообещаем ему за помощь несусветные богатства, вряд ли ему удастся спасти Одетту. Ярость разжигает кровь, и все вокруг окрашивается в багровые оттенки. Я пытаюсь сдержать свой пыл, пытаюсь утихомирить жажду мести. Кровь за кровь. Мой личный фунт плоти.
– Зачем? – У меня все плывет перед глазами. В горле пересохло, и голос звучит грубо и хрипло.
– Затем, что у меня была возможность, – отвечает Эмили.
– Нет. Это не причина. Зачем?
– Это причина, которую я выбрала. – Она сжимает своими окровавленными пальцами мое запястье. – Ты разозлился, mon petit lion?
Я не отвечаю.
Один уголок ее губ поднимается вверх.
– Сделай, как учил тебя дядя Нико.
Я сглатываю, и мои пальцы крепче сжимаются вокруг ее горла.
– Давай, отомсти, братишка. Сегодня я у тебя уже многих отняла. Так отними у меня. Ты заслужил. – Она улыбается мне шире, стиснув свои блестящие белые зубы. За ее спиной раздается низкий рык – стая собирается, готовая исполнять приказы своего нового вожака.
Ничего не отвечая, я смотрю на сестру, стараясь призвать на помощь свой рассудок, который затмевают отчаяние и печаль. Почему она хочет, чтобы я ее убил? Просто чтобы продолжить вражду между Падшими и Братством, чтобы огонь войны между нами разгорелся с новой силой?
То, что происходит потом, я едва успеваю заметить. Если бы моргнул, то упустил бы.
Эмили вздрагивает.
Мой гнев утихает, как волна, покидающая берег.
– Ты сожалеешь? – спрашиваю я тихо, осознав это. – Но о чем?
Ее верхняя губа изгибается в кривой усмешке.
– Сожаления созданы для глупцов. – Ее смех похож на шелест сухой листвы, подхваченной ветром. – Давай же, действуй. Отомсти. Если ты этого не сделаешь, я уничтожу все, что тебе дорого. – Взгляд Эмили устремляется мне за плечо. И мне не нужно даже гадать, чтобы узнать, на кого она смотрит. – Полукровка станет моей следующей жертвой.
Гнев вновь подкатывает к кончикам моих пальцев. Я с легкостью могу взять клинок в свои руки и вонзить его ей в глотку, положить конец ее жизни, точно как она только что поступила с Одеттой. Или же пронзить ее сердце, воткнуть лезвие по самую рукоятку, чтобы рана была глубже, чем масштаб ее предательства. Моя демоническая сущность ликует при мысли о подобном поступке. Во мне просыпается непреодолимая жажда крови.
Невыплаканные слезы блестят в глазах Эмили, она моргает, пытаясь их смахнуть, и скалит зубы, глядя на меня.
– Бастьян, – раздается голос Селины за моей спиной. – Не надо.
Но вопрос не в том, кто я. Вопрос в том, кем я надеюсь стать.
«Будь лучше, чем был я».
Я думаю о своем дяде, который каждый раз прибегал к насилию, на протяжении сотен лет пытаясь таким образом защитить тех, кого любил. Потом вспоминаю о Сюнане, о надежде на светлое будущее, которую я спрятал глубоко в своем сердце, о надежде снова стать человеком в один прекрасный день.
Может, именно это и есть путь к человечности. Не превратиться в человека из демона, но стать лучшей версией себя.
Я опускаю руку, которой сжимал горло Эмили, и делаю шаг назад.
Нет, я не стану стоять на пути у сил, которые невозможно остановить. Тогда катастрофы не избежать. Тогда не избежать смерти. Власть состоит не в том, чтобы решать, кому жить, а кому умирать. Она заключается в силе воли, в смелости сделать шаг назад и отступить.
– Мэделин, Бун, – зову я, стиснув зубы. – Унесите Одетту к Ифану.
– Уже слишком поздно, – отвечает Мэделин сквозь слезы. – Ее больше нет, дорогой мой. Нам следует…
– Унесите ее. Сейчас же, – приказываю я, голос выдает мою усталость.
Когда Эмили пытается накинуться на меня, ее тут же останавливает Джей. Волки, собравшиеся в тени вокруг, начинают приближаться, решив завершить начатое, несмотря на все сегодняшние потери.
Я чувствую, что они все же сомневаются, чувствую еще до того, как вижу. Одно я знаю точно: без вожака им придется каким-то образом сплотиться и восстановить строй. Но еще до того, как они успевают перегруппироваться, я вновь начинаю говорить, и мой громкий голос разносится по палубе как предостережение:
– Сделайте еще хоть шаг, и я сделаю все, чтобы все члены Братства погибли сегодня здесь.
Их недовольное ворчание становится громче.
– Сделайте, как я скажу, и я позволю вам похоронить своих погибших собратьев и оплакать их в покое, – продолжаю я. – Но это все, – я обвожу взглядом всех нас, – не способ решения проблем.
У Буна раздуваются ноздри.
– Она убила Одетту, Бастьян, – говорит он. – Кто-то должен понести наказание за убийство. Нельзя давать ей шанс снова напасть на нас в будущем и нельзя позволять ей становиться вожаком стаи. Это глупо.