– Ох, Миша, а вдруг он выследил, что ты ко мне пошел? Что же будет? Ты бы мне сказал, что совсем никак не можешь, я бы сама…

Маша была по-настоящему напугана. Ей-то казалось, что на всем белом свете существуют только ее беды, а оказалось, что не все ладно не только в ее королевстве.

– Нет, Мария, ты была настолько грозной, что я даже спорить не стал. – Миша попытался успокоить, улыбнулся прежней своей, хорошо ей знакомой улыбкой. – Да ты не бойся, я ушел от погони и оторвался от хвоста. Я приклеивал бороду, менял машины и говорил по-французски.

– Да ну тебя, – махнула рукой Маша, невольно засмеявшись.

Все было как-то неправильно, не о том было.

– Миша, но она приходила за каким-то колье, очень старым и ценным. Она сказала, что хранит его здесь, в сейфе. Что это за колье? Почему ты мне не сказал, что в квартире есть сейф? А ты, ты тоже им пользуешься?

– Ух ты черт! Вспомнила. – Михал Юрич даже восхитился услышанному. – Я не ожидал. Колье, Маша, это всего лишь предлог, выдумка. У Карины достаточно всяких безделушек, но нет никакого старинного колье. Ничего она тут не хранит и никогда не хранила. Но молодец, сообразила. Сударыня просто пытаются обеспечить себе безбедное будущее. Они, стало быть, решили выжать из ситуации все возможное.

Михаил злился, злился и не мог этого скрыть. Образ яппи, тщательно выпестованный, рушился на глазах.

– Кариночка полагают, что здесь, в мамином сейфе, я храню все то, что не нужно видеть посторонним глазам.

– А что это? – округлив глаза, прошептала Маша. Она сейчас не удивилась бы, узнав, что друг детства хранил в сейфе пистолет. Или цианистый калий. Или трупик замученного младенца. На всякий случай она отступила на шаг, подальше от него.

– Документы. В нашем бизнесе, Маша, дела ведутся подчас таким образом, что некоторые бумажки стоит держать подальше от посторонних глаз. Вот Кариночка и решила поживиться. Решила, что со мной можно будет торговаться.

Произнес жестко, опасно сузились зрачки. Не хотелось бы Маше оказаться сейчас на месте Кариночки.

– А почему ты мне ничего не сказал про этот сейф? Я год живу, а не знаю, что есть у меня в квартире?

Маша смутилась, «у меня в квартире» прозвучало как-то не к месту. По Машиному сценарию следующим вопросом как раз и должен был быть пресловутый «квартирный вопрос».

– Слушай, да я и забыл про него. Мать его давно установила, мы еще все вместе здесь жили. Ей все казалось, что нас обязательно должны ограбить. Мы дружно над ней смеялись. У нас тогда не было ничего, что можно в сейф прятать, жили от зарплаты до зарплаты.

– Миша, а разве ты ничего в нем не хранишь? – издалека поинтересовалась Мария. Вот сейчас он признается, и все встанет на свои места, все станет ясно и понятно.

– Я? Зачем? – удивился Михаил. – У меня есть место, где я храню свои бумаги. Да и ты знала бы, если бы я что-то тут хранил.

Все осталось запутанным, и ничего не прояснялось.

– Маша, а что за несчастье у тебя? Ты в смс-ке написала.

Маша не успела подготовиться к этому вопросу. Но и быть с ним честной она сегодня не собиралась.

– А-а… Я… У меня Степаныча в больнице чуть не убили, – нашлась она наконец.

Михаил об этом уже знал. Он не мог дозвониться до старика и поручил секретарше выяснить, в чем дело. От нее и узнал, что на Степаныча в больнице было совершено покушение. Но они с Николаем Степанычем договорились ничего пока Маше не рассказывать, в том числе и о том, что знакомы между собой.

– На какого Степаныча? – спросил Михаил ровным голосом. – Про которого ты мне рассказывала, художника из этих твоих Лошков?

– Ну да. Он приехал в больнице лечиться, а на него там напали.

Ой. Ну зачем она сказала, что Степаныч приехал? Этого она, наверно, не должна была говорить, это Мишка должен был сказать, да? Вадим же предупреждал, чтобы никакой информации от нее, только слушать.

– Бывает, – равнодушно подтвердил он. – Но не на тебя же напали.

Да, вполне резонно. Похоже, что разговаривать про Степаныча Миша не хотел. Ладно, попробуем с другой стороны.

– Миша, а где ты теперь будешь жить? – осторожно спросила она.

– Куплю что-нибудь, это сейчас не проблема. Со временем, может быть, дом построю. Не решил еще.

– Но зачем же покупать? Миша, эта квартира по всем правилам твоя. Это квартира твоей мамы, семьи Кириковых квартира, потом Коллеров. Ее с таким трудом сохранили, прадед столько сделал, чтобы из эвакуации именно сюда вернуться. Здесь же сто поколений жили. Я все понимаю и хочу, чтобы ты вернулся сюда. А я куплю себе квартиру. – Это легко было говорить «куплю квартиру», такую покупку Маша все еще не могла себе позволить. – У меня отложены деньги, только их недостаточно. Если бы ты мог одолжить мне половину, то я куплю маленькую студию, а деньги потом верну, со временем. А что, я одна, мне студии хватит.

Она не хотела рассказывать ему про Вадима. Никакой информации. Да и Вадиму должны квартиру дать, они обменяют две на одну. Переживут как-то, зато Миша вернется в родительский дом.

Михаил подошел, встал рядом. Отдернул легкую занавеску, чтобы не мешала взору.

На город опустилась темнота. Тихо и незаметно подкрадывалась осень, давно вытеснив белые ночи. В свете фонарей серебрилась Нева, тускло золотился подсвеченный купол Исаакия, поблескивали мокрые после дождя крыши. Какой-то мужик, перегнувшись через парапет, смотрел на темную воду.

На эту панораму действительно любовалось не одно поколение семьи. Любил стоять у окна, заложив пальцы за отвороты жилета, грозный хозяин Маркел Кириков. Устроившись здесь, прабабушка рисовала пейзажи, виды на реку. Маленькие бабушка с сестрой, сидя в темноте, рассказывали здесь друг дружке придуманную ими сказку о Медном всаднике и Василисе Прекрасной. Здесь десятилетняя Машина мама прятала за подоконником первую в жизни записку от поклонника. Здесь, высунувшись по пояс в окно, они с Михал Юричем кидались пластилиновыми шариками в прохожих.

Маша точно знала, что думают они сейчас об одном и том же. Стоя у окна, плечом к плечу, они вспоминают всех ушедших отсюда, всех, кто когда-то так их любил. Как знать, может быть, только они и любили по-настоящему.

– Миша, я же Мурашкина, а ты Коллер. Пускай Коллеры в этом доме и дальше живут. Так правильно будет. У тебя, в конце концов, сын есть и еще дети будут. Коллеры. А мои дети Коллерами никогда не будут.

Михаил повернул голову в ее сторону, посмотрел сверху вниз. Близко перед глазами у него торчала прядь ее волос, выбившаяся из-за уха. Ухо на свету казалось прозрачным, казалось, он видит, как бежит внутри него кровь по тоненьким сосудикам. Кровь Коллеров.

– Так ты поэтому? – спросил он с нежной улыбкой. Он всегда знал, что Мурка великий борец за справедливость, но не ожидал, что ради этой справедливости она готова пожертвовать собственным благополучием. Бог свидетель, мужика ей хорошего нужно, с головой, а то пропадет ведь со своими принципами. – Тогда ты имеешь на эту квартиру больше прав.