– Ну не тяни, говори, – нетерпеливо поторопил он. – Снова этот синий «Форд»?

– Ты не сердись. Я только сегодня так решила, вот только сейчас. А может быть, мне кажется. Хотя нет, не кажется…

– Маша! – угрожающе пресек Вадим ее лепет.

– Все-все, – заторопилась Мария, – говорю. Никакой не синий «Форд». Понимаешь, дядечка такой, невзрачный, средних лет. Мы с тобой, когда в больницу ходили, он в вестибюле прохаживался. А второй раз я его видела, когда ты на набережной стоял, когда Мишка приходил. Он еще подошел к тебе и что-то спросил.

– Хм, вроде бы действительно кто-то был, время у меня спрашивал. – Вадим насторожился, но все еще не верил. – Но это может быть простым совпадением, это еще ни о чем не говорит.

– А сейчас я в окно смотрела, тебя ждала. Смотрю, ты с работы идешь, внизу, по набережной, а он следом. Ты в арку зашел, он посмотрел вслед, развернулся и ушел.

– Странно. Очень странно. – Вадим в задумчивости почесал щеку, покрывшуюся заметной щетиной. После вчерашних ночных бдений он, разумеется, проспал и не успел побриться.

Вадим наблюдал, как Маша суетится – она всегда начинала суетиться, когда была сильно расстроена, – и искренне ее жалел. Что за черт, такая отличная девчонка, она не заслужила стольких несчастий. Она, как может, пытается сделать так, чтобы всем вокруг было хорошо, честно пытается. В своей бесхитростной борьбе с ветряными мельницами она, по определению, не сможет победить, потому что чересчур доверчива, чересчур. Она готова верить каждому встречному-поперечному, не задумываясь о том, что чужая душа – потемки. Без помощи, без поддержки она ведь пропадет, не выплывет. Или накуролесит в своем безотчетном желании быть идейным борцом за справедливость. Вадим давным-давно во всем разобрался, но рассказывать ей сейчас было никак нельзя, рано было. Сейчас стоило только ее утешить, успокоить, чтобы не тряслись так эти удивительные, тонкие, словно прозрачные руки, не дрожали такие притягательные пухлые губы, не наливались болью глаза вполлица.

– Дядечка? – переспросил Вадим, не переставая чесаться. Добавил шутливо:—а, может быть, это поклонник? Может быть, он познакомиться с тобой решил? Ты же рассказывала, что к тебе какой-то там в магазин ходил, ухажер. Предупреждаю сразу, я не потерплю.

– Ой, Вадя, ну что ты говоришь! – Маше была приятно его легкая ревность, ничуть не похожая на яростный гнев бывшего мужа. – И он старый, ему лет сорок или даже пятьдесят.

– Да ты у меня, Маша, просто Шерлок Холмс, – восхитился Вадим. – Но хорошо, что ты сказала, правильно. А сама как думаешь, зачем он следит?

– Понятия не имею. – Маше, после того как она заслужила высокое звание Шерлока Холмса, не хотелось признаваться в том, что правильный вывод из наблюдения она сделать не в состоянии. – Вдруг в самом деле поклонник?

– Я тебе покажу поклонника! – грозно зарычал Вадим, повалив Машу на диван, ловко подминая под себя. – Я тебе сейчас дам поклонника!

И важная тема каким-то непостижимым образом ушла в сторону, скукожилась и растаяла, уступив место более романтической беседе, при которой все слова произносятся шепотом и с придыханием.

Вечером Вадим вернулся с работы в отличном настроении, весь словно бы приподнятый и воодушевленный. Маша сразу это заметила, с порога. Да и как тут не заметишь, если спутниками настроения его являлись цветы и шампанское.

– Вадя? – удивленно встретила его Маша в дверях, вкусно чмокнула. От Вадима исходил ощутимый запах алкоголя, глаза блестели. – У тебя что-то хорошее? На работе, да? У тебя что, сегодня праздник, да?

– Не у меня, у нас, – поправил Вадим, бережно ее приобнимая, отвечая на поцелуй. Галантно протянул симпатичный букет ярких, игольчатых астр, совсем таких, как росли у нее перед домом в Лошках. – У нас.

Маша лихорадочно принялась прикидывать, о чем могла забыть из их короткой совместной жизни. В прошлой семейной жизни, с Македонским, они все время что-нибудь отмечали, по крайней мере первое время: неделю знакомства, месяц знакомства, день подачи заявления в загс, месяц до свадьбы и тому подобное. Ничего из этого не вышло хорошего, как выяснилось, но отмечать любили. За Вадимом Кузнецовым такое вроде бы не водилось, да и слава богу. Нет, ничего Маша забыть не могла.

– Вадим! – Маша восторженно и недоверчиво округлила глаза. – Вадим, все закончилось, да? Скажи, все закончилось? Ты его нашел? Мы теперь можем жить спокойно?

Она хотела поверить в это и боялась поверить. Ведь вместе со спокойствием придет к ней и знание. Любое из названных Вадимом имен будет жечь ей сердце, отзываясь в душе тупой, ноющей болью. А впрочем, и вариантов-то особых не было. К тому, что Вадим сейчас подтвердит: что источником ее неприятностей был друг детства – Мария была подспудно готова. Ей казалось, что готова, понимая при этом, что все равно, готовься не готовься, но стоит произнести вслух, и сердце примется жечь, а душа наполнится болью. Многие знания – многие печали.

– Маруся, давай просто проведем этот вечер как праздник, – попросил Вадим. – Только ты и я, и никаких неприятных тем. Шампанского попьем, отметим. Поверь, нам есть что праздновать.

«Вот ведь какой он, оказывается, понимающий, – отметила для себя Маша, – знает, что мне будет больно, и пытается оттянуть время».

– Но ты ведь мне все равно расскажешь? – уточнила она. – Тебе же есть что мне рассказать?

– Обязательно. Всячески, – подтвердил Вадим, снова целуя, мягко и ласково, многообещающе.

– Ох, только я ничего праздничного не готовила. Погоди, я сейчас быстренько что-нибудь вкусное на стол соберу и свечи поставлю. Праздник так праздник. О! Давай я в гостиной накрою, только ты мне помоги немного.

– Нет, давай на кухне, – попросил Вадим, – пусть это будет маленький праздник. Наш с тобой маленький междусобойчик на кухне.

– Ну вот, – огорчилась Мария, – у нас с тобой праздник, я хотела по-настоящему, в гостиной, посуду праздничную достать, а ты «на кухне».

Но разве это повод для споров? У них праздник, и какая разница, где сидеть. Главное, что все наконец-то закончилось, что они вместе, что все замечательно – давно Вадим с таким настроением не приходил.

– Ладно, – вздохнула она, – на кухне так на кухне.

И упорхнула накрывать.

Вадим Кузнецов тоскливо проводил Машу взглядом. По дороге домой он зашел в первый попавшийся шалман, выпил там водки, чтобы стало легче, и все равно чувствовал себя погано: еще немного – и придется испортить ей вечер, снять с нее розовые очки. Хм, лучше бы снять с нее все остальное – розовые очки как раз таки оставить – и не усложнять жизнь, но она сама просила все разъяснить. Теперь вот предстояло разъяснить, и Вадим не видел в этом ничего приятного. Ни для нее, ни для себя.

Оттягивая предстоящий «праздник», Вадим бесцельно прошелся по квартире, посидел без дела в туалете, долго и тщательно мыл руки. Подумал и принял душ, чтобы еще отложить объяснение. Когда он вышел на кухню, Маша заканчивала подготовку к ужину. Стол она все же накрыла нарядно и свечи зажгла. В последний момент вспомнила, что на полке в шкафу лежит неизвестно откуда взявшийся воздушный шарик, большой, розовый, с нарисованными на нем беленькими цветочками. За надуванием шарика Вадим ее и застал, щеки Машины старательно и натужно раздувались, воздух с шипением заполнял никчемный кусочек резины. Сразу захотелось громко выругаться, уйти, хлопнув дверью.