– Хорошо там.

– Что?!!

– Говорю, хорошо там.

– Это как?

– Ну, – он пошевелил пальцами в воздухе, отыскивая нужное слово. – Как после бани хорошей и чарки полной. Но сразу.

– И мечты выполняются?

Казак и его младший товарищ переглянулись.

– Не знаем. Хорошо – это точно. А про мечты забывается сразу.

Подъесаул неуверенно подтвердил:

– В Горловку я попал разок, жену погладил, деток обнял. А там уже и не помню… Хорошо только было.

Улугбек потер небритую щеку, снял и протер очки:

– Потому и уйти не получалось?

Казак махнул рукой:

– И с этого тож. Но больше, все-таки, с тюрок тех, что вокруг вырия вьются. Они ж сюда как на мед слетаются. Хозяин раз в несколько дней желающих попасть на Небо вылавливает и… Кого обратно, кого и под землю отправляет.

– Даже так?

– Ну да…

Сомохов заходил по комнате, резко остановился и вернулся к мешку с пожитками, откопал рацию.

– Ладно. Надо Костю с… остальными предупредить. Чтобы не сунулись сюда случайно.

Он пощелкал тумблерами рации, недовольно пофыркал, еще пощелкал.

– Странно… Похоже, что рация сломалась?

Казак пожал плечами. Пригодько никак не высказался. После эмоциональных разговоров, он выглядел усталым и опусташенным.

– Утром разберемся. Утро вечера мудренее.

Поспать вдоволь им не довелось. Едва первые лучики солнца окрасили небосвод, замок сотряс удар. Загрохотали взрывы, с низкого потолка посыпалась каменная крошка и пыль.

– Что такое?

Ответом был слитный рев сотни глоток.

– Deus lo volt!!!

Звуки схватки ворвались в коридоры и понеслись вверх, выбрасывая сонных обитателей замка из узких коморок навстречу опасности, выдавливая слуг из закутков, вытягивая полуодетых стражей.

– Бей!

Лязг и грохот схватки приближались к комнате русичей. Они уже давно не спали. Горовой и Захар вооружились табуретами и скамьей, Улугбек Карлович вытащил из-за пазухи револьвер. По крикам снизу даже тугодуму становилось понятно, что в гости к странному перворожденному и его мутантам пожаловали не прохожие тюрки, а как раз те самые крестоносцы, что должны были оставаться где-то в дневном переходе отсюда. В то, что в горы забрел еще один отряд паломников Сомохов не верил. Значит, пришли свои.

– То ж наши… С какого перепугу они тут буянят, Улугбек Карлович? Мы ж не пленники! Местные нам, можно сказать, друзья и товарищи.

Захар осторожно выглянул в окошко и подтвердил:

– Точно. Наши.

Сомохов пододвинул к двери стол, скамьи, служившие постелью, и нехотя ответил:

– Не знаю, Тимофей Михайлович. Видимо, причина нашлась. Мы договаривались, что я предупрежу их, если здесь готовят ловушку. В замке рация отказалась работать. Может быть, Костя и… остальные решили, что меня взяли в плен? Что все это – хитрая ловушка? Ну а вы, соответственно, – не гости, а тоже пленники… Не знаю. В любом случае, я не понимаю, как они сумели пробраться сюда так быстро.

Горовой провел ладонью по вспотевшему подбородку:

– Так может, выйдем, объясним?

В дверь задубасили. В реве с коридора причудливо перемежались угрозы и проклятия.

Пригодько взял скамью поудобней, готовясь встретить гостей, но дверь выдержала. А, возможно, так и оставшиеся снаружи мстители не очень то и хотели лезть туда, где им не рады. После пары минут грохотания крики стихли. Это время выходцы из будущего, не сговариваясь, делали вид, что в помещении никого нет.

– Все еще желаете выйти и попробовать объясниться? – шепотом поинтересовался Сомохов.

Горовой и Пригодько, переглянувшись, покачали головами.

К лязгу мечей добавились выстрелы дробовика и грохот автомата.

Казак, выглянувший в узкое окошко под потолком, радостно закричал:

– Наши! Костя с каким-то хлопцем!

Частые очереди из автоматического оружия, многократно отраженные в узких стенах внутреннего двора, лишь подтвердили очевидное. Друзья бросились к окну, стремясь увидеть, как развиваются события.

Внизу было жарко. Взорванные ворота валялись на середине площади, усеянной телами полуодетых защитников и камнями кладки разваленной входной башни. Из развороченного проема в атаку бежали спешенные крестоносцы. Десятка два стражников забаррикадировали вход в главную башню крепости, но было ясно, что долго им не устоять. Даже при поддержке с башни и стен, где торопливо натягивали тетивы лучники. Слишком испуганно и неуверенно выглядели защитники, и слишком яростно шли в атаку крестоносцы.

Паломники снесли шаткую преграду, Костя и Игорь очередями из калашей проредили ряды лучников. Гомонящая, размахивающая мечами и секирами толпа хлынула на лестницы главной башни, взломала двери сторожевых и воротных. Стражников рубили, стаптывали, а кое-где и просто сбрасывали со стен. Попытки организовать оборону проваливались.

Внезапно в центр площади ударил огненный смерч. Яркий луч прорезал толпу паломников, разметав тела и оплавив камни.

Крестоносцы бросились прочь от бушующего пламени, но луч следовал за ними. Один, второй, третий боец, попав под его действие, с ревом валился на камни площади. Костя попробовал накрыть противника, но стоило ему выбраться из-под защиты развалин воротной башни, как луч бросил отлавливать разбегающихся крестоносцев и устремился на автоматчика.

Малышев убрался обратно. Луч вернулся к центру площади. Костя снова выскочил, короткими очередями пытаясь нащупать противника.

Огненная линия, будто живая, бросилась ему навстречу, но Малышев успел. Сгусток пламени уперся в стену полуразрушенной кладки. Камень под его действием заискрил, поменял цвет, запульсировал багровым.

Крестоносцы убрались с привратной площади, но защитники, должные использовать затишье по максимуму, не спешили вернуться к баррикадам.

– Выходи и сражайся, как мужчина! – послышалось сверху.

Вместо ответа по площади покатилась маленькая круглая палочка.

– Что цэ? – выдохнул Горовой в ухо Сомохову.

Улугбек Карлович знал ответ:

– Глаза закройте!

Захар послушно прикрыл лицо ладонью, как это сделал Сомохов. Горовой не успел.

Вспышка, резкий хлопок…

– Светошумовая, – прохрипел Сомохов.

Внизу застрекотал автомат, послышался топот десятков ног.

Луч так и не появился.

Когда на коридоре послышалась франкская речь, Улугбек Карлович прокричал приветствие и открыл дверь. Пятеро кнехтов с окровавленными мечами настороженно встретили выходивших из помещения русичей. До тех пор, пока один из них, не признал в Сомохове "своего".