Когда в семнадцать лет у человека появляется смысл жизни – это огромное счастье. И вдвойне счастье, если оно не выдумано тобою, не вычитано в умных книжках, а имеет четкие вещественные доказательства. Красивый уютный особнячок на Маяковке, мудрые преподаватели, изнурительные занятия по английскому и рукопашному бою… Вся медленная и неотвратимая государственная машина, которую раньше так ненавидел, теперь за тебя и подтверждает величественно: да, ты нашел свой смысл и счастье.

Мне повезло: очень рано, сразу после школы, в меня вставили крепкие, не гнувшиеся стержни, и термоядерная реакция, бурлившая внутри, стала управляемой. Я не взорвался, не разочаровался, не возненавидел весь мир, яростно гребя его обломки под себя. Я начал приносить пользу людям.

Начал приносить пользу людям… Господи, да как он мог повестись на эту дешевую демагогию?! Сейчас эта чушь звучит из каждого утюга, но сейчас понятно: люди за бабки ахинею несут, не верит уже никто. Тупо за бабло стараются: у кого кредит за домик на озере Комо висит, кому деток многочисленных по университетам распихивать надо или просто не могут справиться с непреодолимым желанием жить красиво. Но тогда? Выходит, они верили? А я и не догадывался раньше, кривляются, думал, ведь невозможно поверить в такую чушь! Какой-то быдлиный спорт получается: мы за одну команду, вы за другую, и на этом основании будем чистить друг дружке морды. Фанаты ЦСКА против фанатов «Зенита»… Хотя, с другой стороны, в какую только чушь на рубеже девяностых не верили люди! Рушились опоры, и каждый находил утешение в чем мог. Я вот, например, в бабочек со стальными крыльями поверил и в угнетаемых ими беспомощных гусениц, а Витя-Чекист – в непримиримую войну кланов Гамбини и Корлеоне. Все оказалось ерундой, и наши такие разные, но одинаково кривые дорожки, как и предсказывал мудрый Славик, сошлись в одном месте. С этого места открывается удивительной красоты вид, но путь из этой красоты для нас был только один – вниз. Вниз с Крымского моста…

В результате последующих погружений в запутанную судьбу моего брата Чекиста оказалось, что и дорожки наши с ним не были такими уж разными. С небольшими отличиями он почти буквально повторял основные вехи моей жизни. Наша бросающаяся в глаза схожесть чрезвычайно огорчала и наталкивала на печальные мысли. Получалось, что между ненавидимой с детства кровавой гэбней и мною разницы почти не было. Точнее, она была, но пряталась где-то глубоко внутри и на внешние обстоятельства жизни практически не влияла. Например, он, как и я, работал в начале девяностых на первой российской бирже брокером. Конечно, его туда, в отличие от меня, внедрили старшие товарищи, но и это опять же ни на что не повлияло. Даже самые удачные сделки у нас были одинаковыми. Махинация с эшелоном знаменитого болгарского бренди. Правда, он, честный человек, сразу доложил начальству о полученной в натуральном виде прибыли. Ответ начальства его поразил.

– Оставь себе, – сказал ему многоопытный майор-куратор. – Только ребятам в контору пару ящиков забрось, проставиться нужно с барышей.

– Но как я могу? – попробовал возражать молодой и наивный Витя-Чекист. – Это же не мое, я не какой-то там коммерсант, я офицер, точнее – будущий офицер.

– Вот когда станешь офицером, тогда и рот будешь раскрывать. А сейчас оставь, но запомни: прав ты, у защитника Родины нет ничего своего, в любой момент Родина может прийти и потребовать все, что ты имеешь, включая жизнь. Но до этих пор… У защитника тоже должны быть маленькие и не очень маленькие радости. Так с древних времен повелось. Мы, защитники, особая порода и обязаны как минимум уверенно размножаться. А бабы, сам понимаешь, клюют всего на две вещи – силу и хорошую кормежку. Ну, силы нам не занимать, а вот кормежка… Короче, продай коньяк, заведи девушку или две и поживи в свое удовольствие. Можешь считать это поощрением от командования. Но помни: когда часы пробьют двенадцать, карета обязательно превратится в тыкву, и придется вернуть волшебные причиндалы по первому требованию.

– А если не получится по первому? Пропью же к тому времени наверняка, прогуляю…

– А если не получится, то не защитник ты, а лох чилийский и в Конторе тебе не место. Жизнью расплатишься, если не получится. Не в смысле, что тебя убьют, но на помойку выкинут точно. Там свой век и станешь доживать, среди отбросов. Так что сделай все, чтобы получилось. Понял?

Витя-Чекист ничего не понял тогда, но на всякий случай кивнул в ответ. Понимание к нему пришло намного позднее. Как я подозреваю, в результате этого понимания он и оказался на Крымском мосту. Но в начале девяностых жизнь его не предвещала ничего плохого. После годичной подготовки в шпионском Хогвардсе Комитет направил его учиться на престижный экономфакультет в МГУ, обеспечил хорошей работой на бирже и широким набором полезных связей. Все шло, как и предсказывал мудрый Славик: СССР накрылся медным тазом, а конторская поддержка в наступившем хаосе помогла внуку получить ровную, красивую площадку для старта. Правильной и рациональной была задумка деда, многие нынешние олигархи так начинали, но, едва вырвавшись из плотных и толкающихся локтями слоев обезумевшего социума, посылали ненужную уже Контору к черту. И парили дальше, в космосе списка «Форбс» – одинокие, величественные и неприступные. Одного не учел дедушка: его вроде бы неглупый внук совершенно искренне и навсегда поверил в чушь, которую ему вдалбливали уже и сами себе не верящие чекисты. Мальчик Витя переродился и на полном серьезе почувствовал себя Защитником. Окружавших его молодых ребят, будущих воротил бизнеса, он от всей души презирал. Было, кстати, за что. Эти трусовато-нагловатые пацаны не имели никаких принципов. Они верили только в бабки и ради них готовы были на все. Кидали, подставляли, даже убивали друг друга. Верить в такую сверхтекучую субстанцию, как деньги, в принципе бессмысленно, а ни во что другое они верить не умели. Посреди этих суетливых людей Витя стоял как скала. Родина воткнула в него сверхпрочные стержни, и он ничего и никого не боялся во времена, когда все боялись всего. Это помогало. Деньги текли рекой, по заданию Конторы в общаге МГУ он познакомился с первыми полулегальными валютчиками новой России и стал незаменимым членом их команды. Пользуясь вакуумом власти, трусливых очкариков-валютчиков с мехмата обувал любой залетный бандит. Они отнимали у интеллигентных юношей огромные суммы наличности, а потом приходили другие бандиты, со стороны пострадавших клиентов, и отнимали оставшиеся крохи. Мой брат Чекист резко прекратил беспредел. Для этого ему собственными руками пришлось убить парочку отморозков. Ответственности он не опасался, ослабевшая, но все еще могущественная Контора прикроет, если что. Угрызений совести, с тех пор как ощутил себя Защитником, не испытывал вообще. Хладнокровно совершенные убийства позволили завоевать в нарождающейся бизнес-среде заслуженный авторитет. Он был полукровка, толмач и посредник. С одной стороны, воспитанный, культурный молодой человек, разбирающийся в наследии французских философов-экзистенциалистов и хорошо понимающий реалии внезапно нагрянувшей рыночной экономики, а с другой – даже самые безбашенные бандиты сразу признавали в нем хищника, крайне дешево ценящего человеческую жизнь. И боялись. Такого сочетания просто не бывает, однако же мой брат-чекист парадоксально существовал наяву. Уникальные таланты всегда вознаграждаются. К девяносто четвертому году, едва успев окончить университет, он оказался совладельцем бурно развивающегося московского банка и еще каких-то, не до конца ему самому ясных компаний. Тогда же на школьном выпускном вечере сестры своего компаньона он повстречал Аньку.