для Самуила, я в Москве, вероятно, не увижу его, да мне, признаться, и надоело уже говорить по десять раз об одном и том же.

Куприн очень мило написал о Чехове, — кажется, сборник будет весьма интересен.

В прекрасной нашей квартире великолепные лампы и — полное отсутствие мебели, комнаты пустые, точно головы либералов.

Свят[ополк]-Мирский, посетив цензурный комитет, сказал Звереву: «Вы прекрасно обставлены, но я не понимаю — зачем вы существуете?»

Зверев в недоумении: как понять? Слаба цензура или она вовсе не нужна?

Я тоже не понимаю.

Все литераторы, высланные Плеве лично, — будут возвращены в первобытное состояние. Вероятно, откроют Союз писателей. В «Праве» — последние три номера — смотри статьи Гессена, Трубецкого, Петрункевича, это резче, чем в «Освобождении». В «Хозяине» превосходная статья Мертваго о холопстве нашей прессы, превосходная!

Если трудно тебе достать эти номера — попроси Себряк[ова]. Кстати сообщи, что я получил деньги.

Вообще здесь — беснование. Все преисполнены красных и розовых надежд. Оптимизм — совершенно детский. Все повертываются круто в левую сторону. Даже бывший товарищ министра Зиновьев говорит, что «наше самодержавие прогнило». Но — это лает побитая собака.

Предрекаю: если под Мукденом мы победим — всё тотчас же повернется вправо. Держу пари.

А как тебе нравится подвиг Балтийской эскадры? Мне кажется, что наши моряки или сошли с ума от страха пред японцами, или же были вдребезги пьяны.

Англия возмущена и грозит войной. Это было бы очень эффектно теперь, когда в Балтийском море остались одни финские пароходики.

До свидания. Пиши. Жму руку.

А. Пешков

Получил 3 письма. Перешли мне телеграмму Миклашевского, адресованную на Елпатьевского.

288

Е. П. ПЕШКОВОЙ

Конец октября [середина ноября] 1904, Москва.

Ездим мы, друг мой, по разным городам и ночи напролет всё говорим о «НЕЙ», — о той, за которую старый Гольцев одеколон из мыльницы пил.

Какой она должна быть — вот вопрос.

Люди пожилые и благоразумные убежденно доказывают, что она должна явиться к нам «какой-нибудь», «хоть куцей», только бы пришла! И вместо того, чтобы обсуждать требования, они обсуждают уступки.

Неблагоразумные люди — среди которых тоже есть пожилые — говорят так: созвание Учредительного собрания путем всеобщей подачи голосов.

Чтобы тебе было понятнее, в чем дело, пущусь в подробности:

6-го ноября в Питере состоится разрешенный правительством съезд председателей губернских и уездных земских управ в количестве 75 человек: 34 губернских и остальные — уездные. Правительство обращается к ним с вопросом: что делать?

Ты знаешь А. А. Савельева и, конечно, можешь понять, как он будет отвечать на такой вопрос. Знаешь Кильвейна.

Чтобы создать за спинами этих «представителей желаний русского народа» определенное общественное мнение, которое не позволило бы им проявить пред лицом правительства хамство, лакейство и прочие черты из глубин психологии русского обывателя, чтобы понудить их предъявить к правительству определенные и серьезные требования коренных реформ общественного и государственного строя — чтобы сделать это общественное мнение, в данные дни всюду собираются кружки разных «честных людей, искренно желающих блага своей стране», и — говорят.

Говорят на тему, какова должна быть «она»?

В конечном результате разговоров все принципиально s соглашаются на одном и том же пункте: 75 человек, имеющих представить собою «волю нации», — не могут и не должны ее представлять. Они должны отказаться от этой чести, признать себя не способными, не уполномоченными нацией вступать в торг с правительством и требовать полного представительства народа, т. е. сознания Учредительного собрания путем всеобщей подачи голосов.

Соглашаясь в этом пункте принципиально, далее радикалы и либералы расходятся: радикалы говорят, если правительство не согласится на предложение 75-и, 75 — должны распустить себя, ибо — они не имеют нравственного права вступать в соглашение с правительством от лица нации, которая их не знает, не выбирала и не возлагала на них такой важной исторической функции. После сего начинаются уличные события, имеющие целью, с одной стороны, показать правительству, что с ним не шутят, а с другой — потребовать от него уступок в смысле всяких свобод.

Либералы — не согласны: они говорят, что правительство, разумеется, не согласится на всеобщую подачу голосов и нужно предъявить ему «минимум требований». Этот минимум: свобода печати, вероисповеданий, восстановление земских учреждений по уставу 1864 г., бессословная волость. И — всё.

Радикалы начинают ругаться, «Сволочи! — говорят они либералам, — да разве вы не понимаете, что продаете страну за три копейки?»

И вводят дополнения: свобода личности = отмена всяких обязательных постановлений и произволов, расширение представительства в земстве = введение образовательного ценза, реорганизация городских дум на принципе самого широкого представительства, свобода петиций: тысяча человек, подписавших данное заявление, имеет право подать его в надлежащее установление и требовать от него рассмотрения своих представлений; амнистия политических преступников.

Вот — суть спора. Одолевают — радикалы. В общем настроение очень повышенное, и только заматерелые в либерализме старички не поддаются усилиям радикалов приподнять их чувство собственного достоинства и гражданское мужество.

Завтра еду на берега Невы для разговора об этом предмете, потом на берега Дайны и Вислы, а м. б., Немана.

Жизнь — кипит! Мне жаль, мой друг, что ты — мать и у тебя дети, искренно жаль.

Я постараюсь кое-что прислать тебе, советую прочитать мое письмо знакомым и вообще, — поскольку ты можешь, — будировать и будировать в пользу «ее» — по возможности стройной, широкой и интересной.

А пока — до свидания!

Жму обе твои лапы и прошу не сердиться, если я не часто нишу, — есть некогда, не токмо писать!

Всего доброго! Всего хорошего! Бодрости духа!

А.

Здесь Иван Пав[лович] — я тебе писал? И Скирмунт здесь — удастся, кажется, устроить так, чтобы он здесь и остался.

289

Е. П. ПЕШКОВОЙ

2 или 3 [15 или 16] ноября 1904, Петербург.

Слухи об отставке Мирского — вздор, распускаемый партией бюрократов, и правой либералов с целью понизить настроение общества и левой. Здесь эти слухи действуют как раз в обратную сторону, т. е. — повышают температуру. Органом правой либеральной — она же «отцы» — будет «Сын отечества», органом левой — «дети» — «Наша жизнь». Я писал тебе о восстановлении тверского земства. В январе первое собрание, это факт уже. «Протокол» ты должна уже получить. Его начало характеризует взгляды левой, средина — правой, конец — минимум требований левой.

Я только сегодня прибыл сюда из разных мест. Дела творятся — «сурьезные». В Двинске была битва русского войска с запасными, победили войска и были за сие громогласно прокляты пьяным дьяконом с крыши. В Москве запасных расстреляли на Рязанском вокзале, есть убитые,