Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И это странно, — продолжает Кирилл. — Я тебя не понимаю, Рось. Ты настоящая дура, если надеешься, что сумеешь изменить меня, воззвав к совести. — Кирилл демонстрирует мне свои ладони. — Эти руки видели столько крови, сколько не видел ни один донорский пункт. Думаешь, хоть что-то сможет их очистить?
— Надеюсь.
— Надежда умирает последней, — хмыкает Кирилл.
Светлячки под потолком, один за другим, потухают, растворяясь в пустоте. Я уже знаю — с последним светлячком исчезнет не только свет в комнате, но и Кирилл.
А потому говорю, пока есть время:
— Я скучаю по тебе, Кирь.
— Давай обойдёмся без громких слов. Пожалуйста, — голос Кирилла срывается на последнем слове. — Ты не сможешь вечно быть ко мне добра.
— Я знаю, что где-то внутри тебя остался мальчик, который был моим лучшим другом.
— Рося…
— Пока не поздно, Кирь…
Светлячки гаснут все разом, но прежде я вижу, как дымкой тает силуэт Кирилла.
Даже видению не хватает храбрости дослушать меня до конца. Наверное, именно поэтому Кирилл и не приходит лично — знает, что я без труда смогу отыскать слова, способные достучаться до светлых уголков его души.
Глава 2
Бен, что для него, наверное, стоит невероятных усилий, молчит. И не просто молчит, а буквально язык проглотил, внимательно, пристально и неотрывно следя за новым куратором защитников.
Не он один. Каждый в строю боится даже вздохнуть, не то, чтобы дёрнуться.
Я, уже разговаривая с ним и зная, что он вполне обычный человек, реагирую не так бурно. Но всё же есть в нём что-то такое, что даже меня заставляет неестественно ровно держать спину.
А ещё это странное чувство дежавю: голос, лицо, движения.…
— Меня зовут Антон, — голос светловолосого эхом разлетается по тренировочному залу.
Мы с Беном переглядываемся. Без причины, просто чтобы убедиться: Антон — не страшное видение, а что-то вполне себе реальное, с чем нам отныне придётся сталкиваться каждый день.
— Вижу вопросы на ваших лицах. Чтобы избежать их и прочих инсинуаций, предлагаю сразу расставить все точки над «i»: я был стражем в течение шести лет, никогда не состоял в оперативной группе, в отставку ушёл из-за травмы. Вернулся по рекомендации Татьяны, поэтому других кандидатур на это место не рассматривали.
— Я знаю, почему она его рекомендовала, — едва слышно шепчет Бен. — Одного поля поганки.
Я коротко киваю. От Антона так и веет духом Татьяны. Они похожи на брата и сестру, которые, несмотря на внешние различия, внутренне идентичны до мельчайших деталей, вроде манеры прищуриваться или делать жёсткий шаг, сначала ступая на пятку, а после резко опуская носок.
— Сейчас передо мной все защитники, проходящие обучение на данный момент: от новичков до выпускников. Есть здесь и оперативники. — Антон замолкает, облизывает губы. — И это всё, что мне известно. Я могу лишь предполагать, кто из вас кто. Я не видел результатов экзаменов и не оценивал рейтинги. Я не верю цифрам и графикам.
— Сейчас он скажет, что хочет устроить показательные выступления, — Бен переминается с ноги на ногу, дёргает плечами. — Цирк уехал, а клоуна бомбой сбросили на нас в наказание.
— Поэтому вам придётся заново продемонстрировать свои умения. Татьяна дала мне карт-бланш, и это значит, что я могу с лёгкостью изменить настоящий порядок. У одних появится шанс попасть в оперативную команду, — Антон останавливает свой взгляд на мне. — У других — вылететь из неё.
Бен клацает зубами. Если бы мог, станцевал бы победный танец, но в этот раз даже он понимает — факт его правды нам ну совсем не на руку.
— Сегодня будут обычные занятия, с завтра начнём показательные.
Последние вводные слова Антона. Затем он даёт команду приступить к разминке. Сначала мы бегаем по периметру тренировочного зала различными способами: трусцой, спиной вперёд, приставным шагом, с захлёстом голени. Потом распределяемся в шахматном порядке и приступаем к махам и наклонам.
Есть своеобразное, но всё-таки преимущество в том, чтобы не помнить, как владеть своим телом в тренировках — я могу позволять ему самому справляться с заданиями, отключая голову и вообще ни о чём не думая.
В такие моменты я отдыхаю даже лучше, чем ночью.
— Ты вылетишь, — говорит Бен.
Антон просит разбиться на пары, и Бен, не задумываясь, хватает меня за рукав футболки и тянет в самый дальний угол.
— С чего это? — интересуюсь я.
— С того, что ты не сможешь продемонстрировать Капитану Америке свои способности без партнёра, приказа или стрессовой ситуации.
Упражнения у Антона прям как в лучших традициях школьной физкультуры — именно там я последний раз, садясь на пол и держась за руки со своим партнёром, растягивала мышцы.
Это вызывает двоякие эмоции: с одной стороны, ностальгию, а с другой заставляет задуматься о возрасте Антона и отсутствии его профессионального опыта как инструктора.
— Ты снова хочешь получить? — спрашиваю, в шутку хмуря брови.
В ответ Бен показывает мне язык. Хватая меня за запястья, он резко тянет на себя, и я чувствую сильную боль в мышцах ног.
— Полегче! — скулю я.
— А чего ты угрожаешь?
С трудом, но мне удаётся вернуть свои руки. Я пинаю Бена в щиколотку, в которую до этого упиралась ступней.
— Я не угрожаю, просто бесит…
— Что? — перебивает меня Бен.
Чуть громче, чем нужно — Антон бросает в нашу сторону внимательный взгляд. Приходится на некоторое время замолчать и сделать вид, что мы увлечены растяжкой, и ничем другим.
Но стоит только Антону отвернуться:
— Бесит то, что я тебя от позора оградить хочу? — Бен задирает подбородок. — Ты же не можешь атаковать. Максимум — оборона, и то, если повезёт.
— Ты меня недооцениваешь.
— Сейчас я — единственный, кто оценивает тебя реально. — Бен вытягивает вперёд руки, призывая меня снова схватиться за них. — Так что не ворчи.
Я тяжело вздыхаю, но к упражнениям возвращаюсь. На этом наш разговор заканчивается вслух, но продолжает вертеться в моей голове. Бен прав. Опять. Снова. Это уже входит в мою ежедневную рутину, что печально: умыться, одеться, поесть, убедиться, что Бен — самый сообразительный из нас двоих.
Нужно с этим что-то делать, пока он окончательно не зазнался, а я — не стала зависимой от его помощи. Нужно приводить мысли в порядок, нужно заново познавать собственное тело.
Будет сложно. Возможно, сложнее, чем было раньше в любой из ситуаций, когда я думала, что всё уже кончено и хуже уже точно не станет.
Каким бы тёмным не казалось дно, всегда есть что-то ниже.
Я вздыхаю. От