Сначала — короткий кивок. Затем ухмылка.

— Но я ведь не человек, — произносит она.

— Если хочешь знать — меня это совсем не волнует.

Лия пристально разглядывает моё лицо. Должно быть, за время проживания здесь, в Дуброве, где нет причины скрывать свою принадлежность к какой-либо из форм жизни, она привыкла видеть разную реакцию на факт своего рождения. Кто-то наверняка, как Марк, был восторжен и восхищён, кто-то, как я, например, и вовсе не видел причины чертить чётких границ, отделяя одних от других.

Но ведь всегда, в любом мире и любом времени, обязательно будут те, кто привык ненавидеть. Даже без причины, даже просто ради самого факта ненависти. Подавляющее меньшинство — так я их называю. Несмотря на проигрыш в количестве, они давят массу своей силой, а потому наносят больший ущерб, чем должны, исходя из логики и математики.

— У меня, кажется, больше на сегодня нет занятий, — говорю я, хотя понятия не имею, какое у меня расписание. — Если есть желание, можем немного прогуляться по городу.

— Да, — отвечает Лия тут же, не беря и секунды на раздумья. — Я с удовольствием. Давно не гуляла… просто так, без причины. — Лия берёт паузу для улыбки. — И с компанией, способной говорить о чём-то, кроме сложных домашних заданий.

* * *

Лия оставляет меня после звонка своего младшего брата. Она объясняет: тот учится в Академии, но сейчас приехал в Дубров, чтобы отдохнуть пару дней и забрать из дома кое-какие вещи. Поэтому около шести мы прощаемся, расходимся. Но что она, что я, оборачиваемся ещё по два раза, чтобы бросить напоследок:

— До встречи!

— Ещё увидимся.

— Я позвоню.

— Отлично!

Только когда Лия скрывается за поворотом, я могу отвести взгляд прочь. Мои уши пылают. Я вспоминаю все наши прошлые прогулки и вообще все вечера, проведённые вместе, и чувствую себя такой счастливой, которой, думалось, уже не буду никогда.

Я не знаю, есть ли шанс построить нашу дружбу заново на руинах отношений, которые связывают нас здесь, но надежду я чувствую и буду хранить её столько, сколько потребуется.

В кармане звонит телефон. Достаю его и вижу на дисплее имя человека, говорить с которым по десять раз на дню уже вошло в привычку.

— Это ты его освободила? — спрашивает Бен вместо приветствия.

Голос у него тихий, и мне в голову приходит мысль: напускное. О таких вещах, как сбежавший преступник, ни один из стражей не будет говорить так спокойно.

— Допустим, — отвечаю я, не пытаясь лукавить.

А смысл? Бена всё равно не обманешь.

— Разреши узнать, зачем?

Вопрос проще некуда, и у меня есть заготовленный ответ, но внезапно он кажется мне недостаточным основанием для нарушения закона.

— Ты сдал меня? — спрашиваю я вместо этого.

— Ты слышишь где-то на заднем фоне полицейские сирены? — фыркает Бен. После следует тяжёлый вздох: — Нет, я тебя не сдал. Но мне нужны объяснения. Конкретные и без нытья.

— Ладно. Тогда жду тебя на том месте, где мы сидели вчера. Я всё рано не хочу идти домой.

— Сегодня не могу. У нас тут семейный праздник.

Бен замолкает, я не знаю, что ему ответить. Пауза, переполненная общими размышлениями, отдаёт неловкостью. У Бена дела идут гораздо лучше, и сначала мне казалось это неправильным — мы должны были страдать одинаково, а иначе где справедливость? Но потом я поняла: Бен заслужил любящую маму, которая каждый вечер с нетерпением ждёт его возвращения.

После того, сколько людей умерло по моей вине, я заслужила разве что стёкол в компоте.

— Но ты можешь прийти ко мне, если хочешь, — предлагает Бен, нарушая паузу.

— Как-то неудобно… — протягиваю я.

— Не заставляй меня сейчас перечислять все вещи, которые действительно неудобно делать, иначе это затянется часа на два, — параллельно с нашим разговором, Бен чем-то занимается, а потому иногда в трубку мне пробираются посторонние звуки. — Решай: пойдёшь или нет?

— Пойду, — выпаливаю я.

— Вот и славно. Тогда заскочи в магазин, купи каких-нибудь пирожных, а то торта на всех может не хватить.

— Да ладно, я перебьюсь.

— Так а кто говорит, что это для тебя?

Я усмехаюсь, Бен кладёт трубку.

И только в автобусе, оплатив поездку и усевшись на самом дальнем от водителя месте у окна, я понимаю, что понятия не имею, в какой части города находится дом моего нового друга.

* * *

Мама Бена совсем не такая, какой я её себе представляла. Абсолютно домашняя, без лоска и шика, но всё равно очень красивая, она порхает вокруг стола в своём голубом бархатном костюме, расставляя по местам посуду, приборы и фужеры. Я предлагаю свою помощь, но она отмахивается, и в место этого возвращается к своему монологу, который завела, едва мне стоило переступить порог квартиры. Говорит она преимущественно о Бене, как и каждый родитель, действительно сильно любящий своего ребёнка. У таких всегда есть пара-тройка историй, в которых их чадо предстаёт в виде забавного, но смышлёного, рискового, но сообразительного…

Я уже даже не понимаю, где заканчивается одна, а начинается другая. Зато замечаю, что у рыжеволосой женщины серые, как у Бена, глаза, и такие же пухлые губы.

— Всегда рада пообщаться с Андрюшкиными друзьями, — мама Бена, которую тот представляет Маргаритой Вениаминовной, останавливается у моего стула и кладёт ладонь мне на плечо. Когда она снова заговаривает, голос её становится грустным-грустным. — Ты как себя чувствуешь?

— О чём это вы? — я бы и рада сыграть дурочку, но действительно не понимаю, что женщина имеет в виду.

— Андрей говорил, у тебя сильный стресс на фоне каких-то семейных обстоятельств.

Я сжимаю челюсть до зубного скрипа. Вот трепло!

— Да, — в конце концов, отвечаю я. — Можно сказать, что сейчас у меня в жизни не лучшие времена.

Маргарита Вениаминовна кивает, но вопросов больше не задаёт. Не знаю, о чём она подумала, но надеюсь, это была лишь формальная вежливость, и она не собирается анализировать меня у себя в голове.

— А где дед? — спрашивает Бен у матери, присаживаясь рядом со мной.

Ему пришлось встретить меня на подходе к своему дому, потому что я умудрилась заплутать в четырёх высотках. Теперь он снова переоделся в домашнюю одежду, и я отмечаю, что в родных стенах он не очень-то и следит за тем, как выглядит.

Старые шорты и футболка с отрезанными рукавами — это больше по моей части. А потому меня так и подмывает как-нибудь уколоть Бена.

— Угадай с трёх раз, — недовольно бросает Маргарита Вениаминовна.

Тут же что-то хлопает, кажется, дверь. Тянущий