Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё мгновение, и в дверях появляется высокий седовласый мужчина.
— Пап, ну пожалуйста — курить выходи в коридор! — возмущённо просит Маргарита Вениаминовна.
— Ритка, не гундось, — отвечает ей Бенов дед. Взгляд его светло-серых, практически в цвет густой бороды, глаз останавливается на мне.
Закатанные до локтей рукава свитера. Секундный прищур. Лёгкое движение, чтобы поправить волосы. Всё такое знакомое, что я едва удерживаюсь от того, чтобы не хлопнуть Бена по плечу и закричать: «Вы капец какие одинаковые!».
— Вам, юная леди, запах сигарет не мешает? — Я отрицательно качаю головой. — Вот и славно. — Он проходит мимо дочери и усаживается в кресле на углу стола. — Меня зовут Вениамин. Но можешь называть Беном, если не беспокоишься насчёт всей этой уважительной чепухи.
Я косо гляжу на Бена, который мне уже известен. Тот поджимает губы.
— Очень приятно. Я Слава.
— Слава, — повторяет Бен-старший. — Не Романова ли?
— Она самая.
— То-то я думаю, физиономия уж больно знакомая, — Бен-старший сладко улыбается. — Димкина копия. Сколько тебе лет? — мужчина переводит взгляд на внука. — Вы одногодки, должно быть.
— Я старше, — подаёт голос Бен.
— На пару месяцев, — напоминаю я.
— Но ведь старше.
Раньше, чем я что-то успеваю ответить, Бен-старший прыскает. Эта его реакция сбивает меня с мысли, и я отвлекаюсь на Маргариту Вениаминовну, которая совершает последние приготовления.
Спустя некоторое время, комната заполняется людьми. У Бена-старшего не так много товарищей по службе, как я себе представляла, но потом до меня доходит — здесь наверняка собраны только самые близкие.
Две женщины, трое мужчин. Все одного возраста. Многие — со шрамами. Защитники.
После третьего тоста в ход идут истории былых приключений. Я превращаюсь в слух, внимая каждому сказанному в комнате слову. Несколько раз Бен пытается вытащить меня из-за стола, но я сопротивляюсь, а вскоре мне на помощь приходит и сам Бен-старший, который велит своему внуку оставить меня в покое.
Так Бен сдаётся. Я наконец понимаю, почему он с таким восторгом упоминает о своём дедушке.
У меня никогда не было мужского идеала. Ни отца, ни деда — никого. И хотя считается, что для девочки главное — мама, я всегда мечтала о мужском плече рядом, на которое можно будет положиться в любой момент своей жизни: сначала в младенчестве, когда он будет укачивать меня на руках, потом в детстве, когда будет помогать устойчиво держаться на роликах, затем в юности, когда будет обнимать при встрече у подъезда в поздний час… и где-то ещё запредельно далеко, во взрослой жизни, когда я подарю ему свой первый танец в качестве хоть и уже чьей-то жены, но всё ещё его дочери, потому что лишь он один будет для меня самым главным мужчиной.
Такого не было. И сейчас, сидя и слушая Бена-старшего с открытым ртом, я понимаю, чего на самом деле лишилась.
Не просто плеча — сердца. Такого, которое будет биться за тебя до своего последнего стука.
Бен-старший храбрее, чем Андрей рассказывал. Бен-старший умнее, чем Андрей мог даже подумать. Но самое главное, — особенно, для самого Андрея, — Бен-старший любит своего внука сильнее, чем тот считал. Это ощутимо не в словах, но во взгляде и в том, как он кладёт ему ладонь на плечо и по-отцовски улыбается.
Дмитрий делает что-то похожее. Правда, я не чувствую ничего из того, что должна давать ему в ответ.
Только когда виновник торжества уходит покурить, а Маргарита Вениаминовна — на кухню, Бену удаётся увести меня в свою комнату. Здесь много дисков: музыкальных и видео, а ещё аномально большое количество растений в горшках, чего я ну никак не ожидала увидеть. А в остальном — тот же хаос, что творится и в помещении группы «Альфа» на выделенном ему пространстве.
Бен перетаскивает одежду и какие-то книги с кровати на стол и предлагает мне присесть. Я размещаюсь на краю, сам он усаживается рядом.
— Помнится, ты хотела увидеть деда, — первым заговаривает Бен. — Ну, и как он тебе?
— Очень он классный, — отвечаю я. — Лучше всяческих ожиданий. Вы, кстати, очень похожи.
— Да брось!
— Серьёзно! И дело не только во внешности. — Вкусный ужин и приятная компания дают о себе знать: я расслабляюсь, забираюсь на кровать с ногами, обхватываю колени. — Повадки, манеры, некоторые слова… Либо ты хороший пародист, либо у вас к крутости есть какая-то генетическая предрасположенность.
— Мне просто повезло, что мой герой живёт со мной под одной крышей, — говорит Бен, улыбаясь. — Так рад был, когда узнал, что здесь он жив. Знаешь, я домой вернулся, а он встретил меня со словами: «Я надеюсь, ты врача на постоянной основе посещаешь? А то всё по каким-то бабам шляешься по ночам». А сам ухмыляется, потому что знает, что я с Полиной встречаюсь. — Бен поджимает губы в попытке наконец избавиться от улыбки, но у него это никак не выходит. — Люблю я его, короче.
— И он тебя, — говорю я.
— А знаешь, что самое странное? — едва давая мне договорить, снова вступает Бен. — То, что он совсем не изменился. Ни капельки. Всё то же, только здоровье, Слава Богу, лошадиное. Зато мать… Я чувствую себя как герой в фильме, который просыпается одним днём и понимает, что его родители — это больше не его родители. То, что ты видишь там, — Бен указывает на плотно прикрытую дверь, — я не знаю, что это. Моя мама умела только хлопья молоком заливать, а тут… Хочешь запеканки? Дай мне полчаса. Жюльен? Да как два пальца. Фаршированную индейку? А ничего посложнее нет?
Бену никак не скрыть своё удивление, граничащее с недоверием. Возможно, впервые за всё время это не напускные эмоции, за которыми он привык умело прятаться, а что-то действительно серьёзно его беспокоящее.
— Здесь она явно лучшая мать, — начинаю я, но меня тут же обрывают:
— Здесь она не моя мать. Я, знаешь, на такое не куплюсь. К тому же, как прикажешь забыть тот факт, что они с отцом бросили меня на произвол судьбы?
— Никак. В этом-то и проблема.
Где-то в другой комнате хлопает дверца балкона. Раздаётся невнятное ругательство Бена-старшего и следом недовольное ворчание Маргариты Вениаминовны.
— Итак, — говорит Бен. — Возвращаясь к нашим баранам. Тай. Зачем?
— Потому что он один из тех, чья жизнь превратилась в Ад из-за меня.
Бен улыбается, но за этой улыбкой не скрывается ничего хорошего.
— С чего ты решила, что сможешь ему помочь, если даже сама о себе позаботиться не в состоянии? — спрашивает он ядовито.
Бен