Послушно опустившись на землю, я почувствовал себя несколько униженным тем, что мне приходится исполнять роль мертвеца (хотя я и понимал, что это вызвано необходимостью). Епископское облачение стесняло мои движения, и хотелось обратно — в мой просторный жакет. Учитель, видимо, разделял мое нетерпение, ибо он не выдержал и вмешался.

— Нет, не так, — заявил он, хватая одну руку, вытягивая ее вперед и сгибая колено под другим углом. — Да, вот так. Постарайся не двигаться. Я должен осмотреть тебя со всех сторон.

Я лежал неподвижно, пока он, обойдя раз шесть вокруг и изредка останавливаясь, нагибался и рассматривал меня то под одним, то под другим углом. Столь пристальное внимание смущало меня, и не только потому, что я изображал мертвеца. С момента появления в замке я научился, избегая случайного прикосновения, держаться на почтительном расстоянии от учителя и остальных учеников. Учитывая свое положение, я никого не подпускал к себе слишком близко. Теперь же учитель не только стоял всего в нескольких дюймах, но тыкал и пинал меня, словно кусок глины.

К счастью, предметом его внимания было не сложение моего тела, а изображаемая мною загадка. Спустя несколько минут он остановился и жестом велел мне подняться.

— Теперь можешь встать, Дино. Я увидел то, что хотел.

— И что же вы увидели, учитель? — осмелился я осведомиться, поднимаясь на ноги и стряхивая с одежды траву и комки грязи.

Зная его скрытный характер, я не удивился, что прямого ответа не последовало. Учитель сказал уклончиво:

— Я узнал, что неразумно искать отгадку, не имея всех фактов в руках. Мы завершили расследование в саду. Можешь вернуть костюм синьору Луиджи и приступить к своим обычным обязанностям.

Засунув митру и посох под мышку, я покинул сад; Леонардо остался — он лениво разглядывал нож, который по-прежнему держал в руке. Я хоть и был рад избавиться от громоздкого облачения, тем не менее испытывал разочарование, что лишился возможности принимать участие в дальнейшем расследовании… и присоединиться к пирующим игрокам. В своем роскошном одеянии я не уступал ни одному из придворных. Конечно, я понимал, что знатность определяется не только платьем. Лишь такой человек, как Леонардо, обладающий огромными познаниями и уверенный в себе, мог сосуществовать в обоих мирах. Именно эта способность была причиной его успеха при дворе. И она же, несомненно, поможет раскрыть, если удастся, тайну гибели графа.

И, разумеется, при сборе сведений может оказаться полезным моя, простого подмастерья, способность сливаться с окружением, подобно тому как гобелен сливается со стеной!

Я пришел в шатер портного и, сняв наряд епископа, вручил его одному из подмастерьев синьора Луиджи (эту мрачную личность нельзя было нигде сыскать). Затем я стал пробираться сквозь веселящуюся толпу, наслаждаясь свободой движений, даруемой моим платьем, которую последние несколько недель я считал чем-то само собой разумеющимся. Поблизости я увидел своего двойника, белого епископа, разговаривающего с двумя черными пешками. Женщина, принявшая меня по ошибке за него и затем ушедшая с ним, нашла, должно быть, другого собеседника, ибо ее нигде не было видно.

Ряженый епископ, казалось, не скучал по ее обществу, ибо он увлеченно размахивал перед новыми собеседниками кубком и, делая паузу через каждые несколько слов, прикладывался к нему. Пил он, судя по малиновым пятнам на белоснежной рясе, число коих увеличивалось после каждого глотка, красное вино. Это зрелище напомнило мне об участи графа. Я, несмотря на теплое вечернее солнце, содрогнулся, но тут же отвлекся, представив кислую физиономию синьора Луиджи, когда тот обнаружит испорченный наряд второго епископа.

Я вернулся в мастерскую, намереваясь принять участие в вечерней трапезе вместе с остальными подмастерьями. Однако там был только Витторио. Он подметал деревянный пол: ему, наиболее юному из нас, приходилось выполнять самую скромную работу — и я расчихался от поднятой пыли.

Он поднял голову и ухмыльнулся.

— Извини, я спешу закончить работу и присоединиться к остальным. Все уже ушли на кухню. Почему ты не с ними?

— Я помогаю учителю, — ответил я ему, и он в ответ лишь пожал плечами.

Такая формулировка ничего не разъясняла конкретно, но для ученика вполне годилась. Какое поручение даст нам Леонардо сегодня — этого никто не мог предугадать. Вас могли отправить на сбор различных сортов желтых цветов в окрестностях замка, либо навязать роль мертвеца, чтобы найти убийцу. Конечно, я ни словом не обмолвился о том, что случилось, а уселся на скамейку и стал ждать, когда юноша закончит уборку.

Витторио трудился с таким усердием, что от метлы только летели перья, как от петуха, преследуемого ястребом. Он едва не свалил поставленные в ряд незаконченные, накрытые тканью панно. Напротив высился длинный, узкий стол, где лежали различные материалы и инструменты: пучки шерсти животных — на изготовление кистей; горшки с минералами — для красителей; чашки со свежими яйцами — их желтки смешивали с пигментом и получали темперу. На дальнем конце стола лежали панно, ожидающие, когда их очистят песком, а затем покроют слоем белого гипса, подготовив для работы. На стенных полках позади стола покоились гипсовые слепки различных частей тела — рук, ног, кистей и даже носов! — они служили нам моделью, когда не было натурщиков.

И стол, и грубый деревянный пол носили на себе следы наших усердных занятий живописью, ибо их покрывали пятна самых разных, какие только встречаются в природе, оттенков. Яркая, красочная мозаика оживляла наше скромное жилище, самой приметной чертой которого было коричневое шерстяное одеяло, висевшее в конце мастерской и служившее перегородкой, за которой мы, ученики, спали.

Взяв медную ступу с красным железняком, я принялся лениво толочь его пестиком. В мое обучение входило и овладение навыками, необходимыми для работы с любыми материалами. Несмотря на кажущуюся простоту, я быстро понял, что мозаика требует такого же мастерства, как и написание портрета. Впрочем, у меня и моих приятелей было предостаточно времени для овладения мастерством изготовления панно, ведь наша мастерская не знала простоя. Моро не только заказывал Леонардо боевые машины и скульптуры, но и велел украсить все покои и залы во дворце красочными изображениями праведников и грешников. И поэтому мы, подмастерья, каждый день усердно трудились. Между утренней и вечерней молитвой у нас не было ни минуты отдыха, и прерывались мы лишь на трапезу — в десять часов утра и пять часов вечера. И нам конечно же находилось занятие, прежде чем мы плюхались на свои соломенные тюфяки.

Витторио, орудуя метлой, добрался до конца комнаты. Подобрав брошенный кусок доски, он замел на него собранный им мусор и выбросил его из окна мастерской.

— Все, — радостно объявил он, — пошли, Дино. Уж есть больно охота.

Мы взяли миски и прошли через заднюю дверь мастерской в небольшой двор, где располагались кухня и помещение для слуг. Здесь не было пышной растительности, как на лужайках и в парке замка, земля здесь была утрамбована и усеяна битым камнем. Мы находились не так далеко от конюшен, и поэтому исходящий от них знакомый, сильный запах смешивался с еще более резкими ароматами древесного дыма и разлагающейся пищи из кухни. Возле мусорной кучи располагалась беседка, где стояли битые, сделанные из досок и бочек столы, а также, в ряд, — грубые деревянные скамейки. Вот здесь мы, ученики, и остальные слуги трапезничали.