Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не хочу обижать Майкла, но все и так знают, еще с детского сада, что быть неудачником плохо. Конечно, он потратил много времени на эту работу, и все-таки лучше бы ему написать какой-нибудь триллер.
Хотя червяки — отличная метафора. Никто не скажет, что искать червяков безнравственно. И насколько я понимаю, находить червяков тоже вполне нравственно. Вот только, полагаю, есть червяков неприлично.
По мнению Майкла, «успех — это высоконравственное достижение, потому что успешные люди не являются обузой для общества». А Зоя бесится. Видели бы вы, как они спорят! Она начинает кричать: «Ага! Значит, ты называешь калек безнравственными, потому что они не могут охотиться?»
Хотя я никогда не лезу в такие дискуссии, меня удивляет, почему Майкл не укажет ей, что большинство людей не произносят слово «калека».
Когда друзья Майкла и Зои устраивают вечеринки, они не просто напиваются, а потом рассказывают друг другу идиотские анекдоты. Обычно они делятся на команды: одни вроде одобряют президента, а другие нет. Моя сестра всегда зла на президента. Не знаю, что ее не устраивает. У нас самый симпатичный президент за всю историю страны.
Когда они собираются, я стараюсь уйти из дома. Терпеть не могу, когда Майкл и Зоя начинают спорить о вещах, которые ничего не стоят в настоящей жизни, скажем, про социоэкономику или точное определение морали. Моя сестра скорее из тех, кто считает, что слова «нравственность» и «охота» не должны встречаться в одной фразе. По ней, так слово «нравственность» следует употреблять только в отношении бескорыстных людей, которые посвящают жизнь тому, чтобы кормить детей Сомали. Всякий раз, как она говорит об этом, Майкл фыркает: «И чем они их кормят? Чтобы страна была сыта, нужны деньги!»
Удивительно, что моя сестра умудрилась встретить достойного противника, но все равно она ухитряется переспорить его девять раз из десяти. Даже когда его аргументы весомее, он проигрывает спор, потому что раньше выдыхается. У Зои потрясающая вербальная выносливость.
Думаю, теория Майкла смутит многих. Большинство не считают приобретение богатства высоконравственным занятием. Скорее уж финансовый успех ассоциируется с воровством — особенно у тех, кто еще не научился зарабатывать деньги ответственно. Однако Майкл верит в «разрушительную силу коррупции и жадности» не меньше, чем в «деструктивные последствия недостаточного заработка». Я точно это знаю, потому что запомнила отрывок, который должен был пойти на заднюю обложку книги. Иногда мне кажется, что Майкл поддержал бы введение смертных приговоров за злоупотребление служебным положением. Он называет обманщиков и лентяев «убийцами общества» (я никогда не скажу об этом Майклу, но все мои знакомые, кроме Зои, списывали на выпускном экзамене).
Майкла обозвали современной Айн Рэнд, а некоторые утверждают, что он вместе со своей теорией устарел. Признаю, порой этот парень весьма зануден, но кто бы что ни говорил, никогда не соглашусь, что он устарел. Он еще довольно молод!
Я читала одну книгу Айн Рэнд. Она называлась «Колодец»[1]или что-то в этом роде, я плохо помню, о чем шла речь. Там была одна девушка, которая работала допоздна и пила кофе, и почему-то из этого делался вывод что хорошо быть эгоистом. Я так и не дочитала до конца. И даже до колодца не добралась.
Забавно, что работу Майкла считают спорной. Он написал шестьсот пятьдесят страниц про то, что бездельников и мошенников надо убивать. Что тут спорного?
И все же, по-моему, в главном Зоя и Майкл едины, и поэтому они вместе. Они хотят спасти мир. Только не могут согласиться, что с ним не так и как бы это исправить.
У Зои на роду было написано найти друзей и парня, которые знают все. Иначе откуда бы к ней поступал постоянный поток неприятных сведений, чтобы она могла не менее двух раз в день расстраиваться из-за вещей, которые ей неподвластны? Особенно она любит переживать из-за Ближнего Востока, людей, которые носят мех, нечестных выборов, какого-нибудь бухгалтера, обманувшего большую компанию, системы здравоохранения, падения здоровья нации, добычи алмазов, русских, которым принадлежат нефтяные компании, некоторых сортов рыбы и еще из-за чего угодно.
Лучше бы моей сестре найти новых друзей. Конечно, она умная и все такое, но в ней скрывается совсем другая женщина. Ее-то я как раз и люблю. Ведь стоит Майклу выйти из комнаты, как Зоя начинает переключать новостные каналы, ища повтор «Я люблю Люси». Вот истинное лицо моей сестры. По мне, так Зое стоило бы запретить смотреть новости. Из-за них она постоянно плачет.
Хуже всего было, когда почти легализовали марихуану, а потом передумали. У Зои было не меньше пятидесяти аргументов за легализацию. Много месяцев после этого она больше ни о чем говорить не могла. Майклу приходилось просить ее понизить голос, когда мы были на людях.
Любой другой человек умудрился бы всех достать, если бы так зациклился на чем-то. Но Зою, с ее ростом одиннадцатилетнего ребенка, очень трудно принимать всерьез, даже когда она злится, особенно если на ней надето что-то, купленное в «Гэп кидз». Бедняжка, она в самом деле любит «травку».
Если честно, куда больше, чем о мире, катящемся в тартарары, Зоя беспокоится обо мне. Она боится, что я потерплю финансовую катастрофу. Поэтому мне постоянно приходится выслушивать нудные разглагольствования о порочности системы, которая затягивает людей вроде меня в долги.
Не пойму, почему она так волнуется. Я всегда могу рассчитывать на свои кредитные карты.
Если бы Зоя меньше тревожилась о моих финансах, то давно бы просекла, сколько лет потратила даром, не ходя со мной за покупками. Видели бы вы ее, когда я приношу домой обновки! Не переставая повторять, что мне надо все немедленно отослать назад, сестренка торопливо разворачивает упаковочную бумагу, чтобы поскорее добраться до того, что внутри. Лучше бы ей отказаться от попыток спасти мир. А то не удается побыть просто девчонкой. У нее не жизнь, а сплошная работа.
И больше всего Зоя старается защитить меня от вещей, которые огорчают только ее. Она ничего не может с собой поделать. Ей непременно надо быть моей старшей сестрой. Никогда не забуду, как мы сидели на качелях (я внизу, она вверху), и Зоя услышала, как один мальчик назвал меня толстой. Почему он так сказал, ясно любому. Сестре ни разу не удалось коснуться земли ногами, пока мы качались. Она всегда была необычайно маленьким ребенком и весила тогда не больше сорока фунтов. Даже теперь, уже взрослая, она весит всего девяносто, и это сразу после обеда.
Я не уловила, когда меня обозвали толстой, но Зоя услышала и начала плакать. Сначала она даже отказывалась объяснить из-за чего.
— Что случилось? — пришлось крикнуть мне пятьдесят или шестьдесят раз.
— Видишь того мальчика? — выдала она наконец.
— Да! — ответила я. — Того, симпатичного? — Должна признать, в тот момент я очень увлекалась мальчиками.