Надеюсь, я смогу осчастливить Руфь. Похоже, ей нужен помощник, который фактически будет делать за нее работу. В туфлях настоящей леди я наверняка кажусь более умелой и ответственной, чем на самом деле. С одной стороны, я будто бы онемела, с другой — словно выиграла конкурс «Мисс Америка». Мне хочется позвонить Руфь и поблагодарить ее, даже купить ей небольшой подарок. Скажем, хорошую тушь без комков.

Выходя из здания «Женских причуд», я почти лечу на крыльях. Здесь, в настоящем мире, всегда есть шанс, что кто-нибудь задаст вопрос, где я работаю. Пожалуйста, спросите меня! Я бы с радостью подошла к кому-нибудь и поинтересовалась, где работают они, чтобы завязать разговор, но затевать подобную беседу среди гудящей толпы решительно невозможно.

Я направляюсь к метро, сбегаю вниз по ступеням и покупаю карточку. Сжимая ее в руке, я поднимаюсь обратно и останавливаю такси. Я регулярно покупаю карточки на метро. Потом их можно разложить по квартире, чтобы сестра думала, будто я пользуюсь общественным транспортом, хотя на самом деле я везде езжу на такси. Единственный раз, когда я попыталась поехать на метро, меня занесло на другую сторону Гудзона.

Надеюсь, эта работа вознесет меня на вершины. Если дела пойдут хорошо, в один прекрасный день мне предложат повышение по службе. Так и рисуется, что меня спрашивают — какую должность я бы предпочла, а я небрежно отвечаю: «Ну, пожалуй, редактора отдела обуви». Им и невдомек, что я мечтала о такой работе всю жизнь. Поразительно, что в журналах нет редакторов отдела обуви. Как же они обходятся без них? Покупают туфли наугад? Когда я займу эту должность, мне вполне могут предложить правительственное задание купить туфли. Например, скажут «Хлоя, президент Соединенных Штатов отправляется во Францию в понедельник, и он хочет, чтобы на его жене были правильные туфли. Пожалуйста, слетай на выходные в Париж и выбери идеальную обувь для Первой леди. Заодно уж и себе купи двадцать — тридцать пар. Благослови тебя Бог, Хлоя, и благослови Бог Америку».

Я мчусь к двери нашей квартиры и начинаю возиться с ключами. Не терпится рассказать Зое, что меня приняли на работу. Когда дверь наконец-то распахивается, я вижу, что сестра сидит на коленях, молитвенно сложив руки, а изо рта и носа, да, кажется, из всех пор ее небольшого тела вырываются облачка дыма. Глаза закрыты, голова откинута назад. Почему-то всякий раз, когда Зоя под кайфом, ей чудится, что стоит сесть в позу йога, и сразу начнешь медитировать. Но она очень далека от этого. Она понятия не имеет о медитации. Таким, как мы, никогда не научиться медитировать всерьез — нас слишком увлекает земное.

Как только Зоя видит меня, она немедленно бросает свое занятие и вскакивает. Моя сестра всегда так делает. Даже если я выйду из комнаты на пару минут, она приходит в возбуждение, когда я возвращаюсь. Иногда, если Зоя не видела меня больше, чем двадцать четыре часа, при моем появлении она хлопает в ладоши. Ей хочется скрыть это, но хлопанье ни с чем не спутаешь.

Грустно одно: она живет со мной временно, пока ее парень Майкл проводит серию семинаров в целой куче бизнес-школ по всей стране. Майкл окончил Гарвард, Зоя — колледж Сары Лоренс, а я — институт технологии моды. Забавно. Все мы технари по образованию.

Майкл и Зоя скорее всего поженятся. Их роднит невероятная осведомленность о текущих событиях в мире. Оба пишут статьи и оба знают все на свете, но порой я начинаю сомневаться: как они уживутся? В политике они придерживаются противоположных взглядов. На мою личную жизнь это не повлияло бы, но Майкл и Зоя каждый день смотрят новости, а потом яростно спорят, обсуждая их. Иногда они даже вспоминают события тридцатилетней давности и снова спорят. Будто бы то, что случилось тридцать лет назад, имеет какое-то значение сегодня!..

Зоя пишет статьи для журнала «Радикал», а Майкл написал книгу «Наша моральная обязанность — быть ответственными, успешными охотниками». Сомневаюсь, что она окажется бестселлером, однако в определенных кругах вызовет толки. Не верьте названию, там нет ни слова про охоту. Речь идет о том, почему важно быть богатым.

В книге «охотник» значит «человек, который зарабатывает деньги». Любому, кто знаком с Майклом, нет нужды читать его книгу. Стоит ему заговорить, как он высказывает все те же идеи. Даже я запомнила книгу наизусть, хотя и не читала ее. Например, Майкл уверен, что — цитирую: «На каждого члена общества возложена нравственная обязанность охотиться как можно больше, чтобы стимулировать экономику и восстановить веру в целостность системы свободного предпринимательства, которую грабит, терзает и отравляет эпидемия жадности, порожденная стремлением к огромному незаработанному богатству, создаваемому и последовательно уничтожаемому лицами, злоупотребляющими игрой на бирже. Эти финансовые пираты разрушили естественный порядок в нашей глобальной экономике, и подобный дисбаланс должен быть исправлен благодаря принудительным курсам бизнеса и этики в высших школах, более суровым наказаниям за финансовые преступления и радикальной реформой налогообложения, которая поощрит массовую ответственную охоту и инвестирование денег».

Я в жизни не читала такой ужасной книги; думаю, и не прочту. Особенно мне не нравится часть, где он нудит на протяжении восьмидесяти страниц о том, что «не существует двух людей, в которых от природы заложена равная способность добывать пищу, и негуманно и противоестественно искусственным путем уравнивать всех, вводя более высокие налоги для тех, кто предназначен для накопления большего богатства». Разумеется, он считает, что все люди должны иметь равные возможности, но что они все равно будет охотиться ровно столько, сколько в них заложено генетически.

Майкл обожает говорить: «Вы можете облагать лучших охотников сколь угодно высокими налогами, они все равно будут возвращаться домой с добычей». Он считает, что взимать более высокие налоги с богатых — все равно что поднимать планку лучшему прыгуну на Олимпийских играх.

Мне даже ночью снится, как он рассуждает, что «аморально пытаться ограничить одного человека рамками возможностей другого под предлогом равенства, которого нет и быть не может, ибо каждый мужчина, женщина и ребенок созданы разными».

Притом Майкл полагает, что «когда мы восстановим в нашей стране веру в финансовые поощрения, те члены общества, которые не вносили свой вклад в развитие экономики, поскольку все равно у власти одни воры, снова займут активную экономическую позицию, тем самым снизив необходимость в социальных и благотворительных программах, поскольку сумеют сами себя обеспечить».

Он может говорить подолгу, и вряд ли кто-нибудь понимает хотя бы половину. Однако у меня все его слова почему-то намертво застревают в голове. Порой я начинаю цитировать книгу целыми страницами, сама того не замечая. А ведь не учила специально. Говорю же, я даже не прочитала ее. Она просто привязалась ко мне, как музыка из «Титаника». Я могу, например, чистить зубы или еще что, и вдруг начинаю думать: «Любая попытка отстающих дискредитировать или наказать честного охотника за то, что он «слишком много» добыл, называя его безнравственным, смешна. Это все равно, что называть безнравственной птицей мать птенцов, успешно находящую червяков для своих детей».