Езопов брюзжит, зажигая новую сигарету:

– Вот так, учишь, вкладываешь в них, а они чуть оперились и – в Москву! Как ты не понимаешь, что Бонни влюбилась не столько в Клайда, сколько в тот образ жизни, который он вел. Это в ней самой сидело! И в тебе, возможно, сидит. Что мы знаем о самих себе?! Да, и Клайд и все его сообщники буквально нафаршированы пороками. Но они-то сами совсем другого о себе мнения. Они считают себя героями, и это им удается. Это пьеса о том, как героями американцев стали преступники. А мы? Разве мы не переживаем сейчас такое же время?

Появляется Элька. Господи, как кстати! Бросается на шею Езопову:

– Если бы не вы…

Знает, хитрюга, что сказать.

Езопов цветет. Элька достает из сумки коньяк. Идёт гудёж.

Дудукин видит, что я малость приуныла, шепчет на ухо:

– Клавуль, я понимаю, у тебя с Москвой всё в бабки упирается. Знаешь, можно хорошо заработать. Очень хорошо, уверяю тебя. Года на три хватит безбедной жизни.

Я примерно догадываюсь, на что он намекает.

– Клавуль, короче, нужно только сделать так, чтобы шестой том пропал, исчез, сгинул.

Пытаюсь перевести разговор в шутку:

– Дудукин, ты оборотень. Тюрьма по тебе плачет.

– Ладно тебе, тюрьма… – кривится Дудукин. – Тюрьма по всем плачет. Может, к примеру, шестой том у тебя из рук выпасть, когда ты по коридору идешь? Чего тебе стоит споткнуться?

Мне нужно было сразу и очень членораздельно послать Дудукина куда подальше. А я только головой покачала. Мол, ну ты даешь! Продолжала играть привычную роль своей девчонки, бывшей одноклассницы. Дура набитая!

Дудукин подвез нас до дома. Элька побежала к себе, она живет этажом выше. Я открыла дверь квартиры своим ключом. Мама спросила, как у меня дела на работе. Я сказала, что такими уродами, как Мартын, надо заниматься не судьям, а медикам. На Западе давно применяют химическую кастрацию. И правильно делают.

– Уходить тебе надо с этой работы, – сказала мама. – Ожесточает она тебя.

– Представляешь, они двенадцатилетнюю девочку вчетвером всю ночь… Она спермой чуть не захлебнулась.

Мама поморщилась:

– Ой, не говори мне этого!

Я сказала, что Элька вернулась с победой.

– Представляешь, сразу в два училища поступила: в «Щуку» и «Щепку». Теперь не знает, что выбрать.

Мама заплакала:

– Господи, как же я тебе мешаю.

– Мама, прекрати, – сказала я, – давай пировать. Элька привезла тебе и чай, и печень, и конфет. Специально для диабетиков.

– А что ж не зашла?

– Придет.

Но пришла не Элька. Когда раздался звонок и я открыла дверь, на пороге стоял Кишка. Подручный Мартына, каким-то чудом оставшийся на свободе. За спиной Кишки стояли еще двое отморозков.

Кишка оттеснил меня и вошел в комнату, где мы с мамой пили чай. Отморозки остались стоять в дверях.

Я возмутилась:

– Ты что себе позволяешь?

Кишка сел за стол, где я только что сидела, отхлебнул из моей чашки. Я ударила его по руке, чашка упала.

– А ну, вали отсюда!

– У меня инструкция поговорить с тобой сначала по-хорошему, – сказал Кишка.

– У тебя со мной ни по-хорошему, ни по-плохому не получится, – ответила я.

Кишка ударил меня по щеке. Мама закричала:

– Ты что творишь, мерзавец? А ну, пошел вон, или я вызову милицию!

Звонок в дверь. Это была Эля. Она сразу поняла, что у нас что-то не так.

– Клавуль, что происходит?

– А, артистка! – Кишка злорадно усмехнулся. – Хорошо, что пришла. Скажи своей фрэндухе, чтобы не ломалась. Иначе будет плохо.

Элька тоже не сразу поняла, что эти отморозки готовы на всё. Но на всякий случай решила разговаривать с ними на их языке.

– Я что-то не врубаюсь, пацаны. Что вам надо? – спросила она с уличной интонацией.

– Она отлично понимает, что от неё надо, – Кишка смерил меня с головы до ног. – Шестой том завтра должен быть у нас. Поняла?

Меня всю колотило. Но я взяла себя в руки и ответила твердо:

– Это невозможно сделать. У меня не получится.

– Захочешь – сделаешь, – Кишка усмехнулся. – Не захочешь… У меня инструкция. Мы остаемся здесь до завтра. Утром ты отдаёшь нам шестой том. Тогда мы отпустим мать и твою Эличку.

Ничего себе, заявочка! Они нас, оказывается, в заложницы берут.

– Ты думаешь, что говоришь? – воскликнула Элька.

Кишка ударил её по щеке тем же движением и с той же силой, что и меня.

Ваня

Я работаю в автосервисе. В свободное время вожусь со своей таратайкой. У меня старенький «форд-фокус». На вид совсем убитый, но я перебрал мотор, заменил все, что можно заменить, и участвую иногда в ночных гонках.

На меня делает ставки Кирилл Гультяев, который живет этажом выше. Гультяев – директор модельного агентства. Я обслуживаю в качестве личного автомеханика его машины, он дает мне неплохо заработать.

Единственное, что меня иногда напрягает, это дружба Кирилла с майором Пряхиным. Точнее, дружба Гультяева, Пряхина и владельца дома Гусакова.

Пряхин работает опером в нашей районной ментовке. Там, где работал до командировки в Чечню. Во время следствия по его делу я сказал о нем совсем немного. Только то, что видел своими глазами. А почему я должен был молчать? Но он отрицал на очной ставке, что имел с Султаном свои отношения.

Он хотел освободить каким-то образом Ваху, но у него сорвалось. Вот и попал под подозрение, а потом и под следствие. Но то ли его кто-то прикрыл, то ли сам выкрутился. Короче, вышел сухим из воды, но осадок у него остался. Если честно, я его боюсь. По-моему, он меня не трогает только потому, что я нужен Гультяеву.

А Гусаков – владелец завода войлочных изделий и бывшего общежития завода, где мы живем. Когда-то, еще в советское время, мама и Гусаков приехали в Москву из Свидлова. Устроились на этот завод по лимиту простыми рабочими. Хотя у обоих были дипломы. Какое-то время жили вместе. Потом Гусаков пошел на повышение, стал инженером. И с тех пор живет один, ведёт блудливую холостяцкую жизнь.

Когда объявили приватизацию, Гусаков сказал маме, что пришло его время. Он скупил у рабочих ваучеры и стал владельцем завода. А потом и владельцем общежития завода, где мы живем на одной с ним лестничной площадке. Рабочих он под разными предлогами увольняет, а освободившиеся квартиры сдаёт в аренду.

Гультяев снимает у Гусакова трехкомнатную квартиру этажом выше. Модельное агентство у него прямо на дому. Хотя, какое к черту агентство? Корзун и Шепель по виду натуральные братки. А вот сам Гультяев – солидняк, морда у него партийная.