Может, кто из родни моей что-то утратил? И тут все в полном порядке – все вещи на местах. Так и проходил я весь вечер из угла в угол в поисках того, что даже еще и не потерялось, а только могло бы быть потеряно. И наутро мне улыбнулась удача! Мой любимый дедушка не мог найти очки! Ура! Немедленно нынче же отправляюсь на Луну, где дедовы очки еще не заросли лунной пылью, а ждут не дождутся моего прилета. Я их найду! Каково же было мое разочарование, когда дедушка нашел свои очки без всякого моего вмешательства – конечно, как и положено по закону жанра, очки были все это время на дедушкином лбу.

Но тут снова судьба решила дать мне шанс – бабушка не находила своего вязания. Скорее на Луну! Оно там! Я знаю это доподлинно и готов все силы потратить на перелет. Однако, как это ни грустно, а силы мои не понадобились – бабушка нашла вязание свое и без моего вмешательства. И где бы вы думали? Не за шкафом, не под диваном, не в нижних ящиках стола, а просто-напросто на табуретке возле кровати. И все же надежда вскоре дала знать о себе в виде горько плачущей младшей сестренки – куколку она, видите ли, потеряла. Потеряла? Найдем без проблем! Сейчас, малышка, слетаю только на Луну и привезу твою куколку. Посиди пока вот тут, на кресле. Подожди, а это что в кресле? Не твоя ли куколка? Вот глупая! А я опять без шанса побывать на Луне, найти там потерянное…

С той поры так и повелось: как только я что-то теряю или теряет что-то кто-то из моих близких, я сразу же собираюсь на Луну. И что же думаете? Ни разу еще мне слетать на Луну так и не пришлось – все потерянное находится тут же, стоит мне только заикнуться о грядущем полете. Но все же я не оставляю надежду побывать на Луне, так что, друзья, если у вас какой предмет пропал, то обращайтесь – я всегда готов к полету, Луна, уверен, ждет меня.

Маленькая искорка в темном коридоре – это признак призрака. Горе, горе, горе…» Очень любил Призрак, живущий в Старом Замке, эти детские стихи. «Маленькая искорка. Страх, страх, страх. Жди явленья призрака со свечкою в руках…» Дальше Призрак стишок не помнил, но и этих нескольких строчек было достаточно, чтобы поверить в собственные силы – силы Призрака, данные ему от отца, а отцу данные от его отца, то есть от деда нынешнего Призрака Старого Замка. Так и повелось испокон веку, что силы призраков передавались из поколения в поколение. И при этом не только не уменьшались, но даже и увеличивались, переходя от отца к сыну. В чем же сила Призрака?

А сила в том, чтобы страшно выть, гулко кашлять и звонко громыхать цепями. Призраки, они ведь обыкновенно закованы в цепи. Потому когда идут, то цепи эти громыхают. И вот чем звонче они громыхают, тем сильнее считается Призрак в мире своих собратьев. Впрочем, в мире призраков отношения отнюдь добросердечны. Призраки предпочитают не видеть друг друга столетьями и больше всего на свете любят отсутствие себе подобных в обозримом окружающем пространстве. Призрак Старого Замка и тут не был исключением – лет двести уже, а то и больше не видел никого из своих собратьев. И нельзя сказать, что сильно переживал по этому поводу или скучал. Отнюдь нет. И не только в Старом Замке, но и во всем Городе не было у Призрака конкурентов. Вот ведь раздолье, казалось бы. Однако же чем дольше жил Призрак, тем больше убеждался в одной вещи – в том, что его, некогда всеми уважаемого Призрака, перестают бояться и в Старом Замке, и в Городе. Однако несмотря на справедливость данного суждения, Призрак с завидной пунктуальностью с наступлением темноты выходил на работу – то в коридорах Старого Замка озорничал, то на узких улочках Города.

Так было и нынче. Стоило только солнцу зайти за горизонт, стоило взойти первой звездочке, зажечься первому фонарю и опуститься первой темноте, как Призрак, одетый по обыкновению в белую простыню, не стиранную как минимум лет пятьсот, вышел на свой ночной промысел. Зачем Призрак пугал? На этот вопрос, пожалуй, он бы и сам не ответил – так уж заведено в мире с давних пор: призраки пугают, люди пугаются. И Призрак еще помнил те времена, когда люди действительно не понарошку пугались его – кричали, когда слышали звонкое громыхание цепей, крестились (как будто это помогает) при гулком кашле. А уж если Призрак начинал выть, так тут бедные люди просто разбегались в разные стороны. И слава о Призраке в те времена гремела далеко за пределами и Старого Замка, и Города. О нем рассказывали истории, передавали легенды из уст в уста, даже песни сочиняли.

А один знаменитый художник даже специально приехал из своей страны в Старый Замок, чтобы на полотне увековечить портрет Призрака. Правда, в дни приезда того художника Призрак был не в духе, и потому, сколько ни взывал к нему именитый гость, так и не вышел попозировать. Теперь, конечно, Призрак жалел, что в мире нет его портретов, но что поделаешь – нынче никто уже писать его облик на полотне не хотел. Нынче не то, что в прошлом. А в прошлом… При одном только упоминании о прошлом Призрак начинал улыбаться.

А теперь… Это слово «теперь» Призрак на дух не переносил и терпеть не мог. Был Призрак поклонником прошлого, ненавидел настоящее, а про будущее если и думал, то только в свете неприязни к настоящему. Однако и в настоящем Призрак каждодневно, а вернее – еженощно исполнял свои обязанности.

Вот и сейчас выбрался он из Старого Замка, в подвале которого проспал весь день, и потащился, лениво позвякивая цепями, в сторону Рыночной площади Города – если уж пугать, полагал Призрак, то делать это на тех узеньких улочках и маленьких переулках, которые со всех сторон, словно щупальца, тянутся к Рыночной площади, самой большой и самой центральной во всем Городе. В тусклом свете фонаря увидел Призрак потенциальную жертву – с трудом бредущего куда-то пьяницу. Тот порою останавливался, поднимая к небу указательный палец и что-то бормоча себе под нос. Как раз на одной из таких остановок Призрак и материализовался перед подгулявшим горожанином. Сразу же Призрак взвыл – довольно громко. Потом громыхнул цепью. А затем снова взвыл. Пьяница так и застыл с поднятым кверху указательным пальцем. Застыл от ужаса? Да ничего подобного. Застыл от самого обыкновенного удивления – раньше ему не доводилось так близко видеть призраков. Вообще-то в прежние времена пьяница, увидевший призрака, тут же становился трезвенником. Так было заведено. Теперь же совсем не то. Теперь пьяный горожанин не испугался и даже не подумал о том, чтобы расстаться с пагубным пристрастием к алкоголю. Наоборот, пьяница попытался обнять Призрака, а когда тот в прямом смысле увильнул от объятий, затянул песню – протяжную и напевную. Однако песни пьянице показалось мало, и он исполнил, не прерывая пения, зажигательный танец. Танец этот ритмически не очень соотносился с песней, но странным образом в результате получилось забавно. Спев и сплясав, пьяница, довольный собой, махнул рукой Призраку и пошел дальше, покачиваясь из стороны в сторону.

Призрак был вне себя от злости, но понял, что преследовать гуляку и продолжать его пугать не имеет никакого смысла. Лучше уж застращать кого-нибудь другого. Кого? Новая потенциальная жертва не заставила себя ждать: ночною улицей куда-то шел романтической походкой романтический юноша с романтическим же блеском глаз. Глаза эти чуть ли не сияли в темноте – такие они были романтические. Скорее всего, юноша шел с первого свидания. В прежние времена таких вот влюбленных было пугать одно удовольствие. Призрак улыбнулся, как и всегда при воспоминании о прошлом. А улыбнувшись, звякнул цепями и начал кашлять.