Юноша Филипп, сколько помнил себя, жил музыкой. Едва научился он ходить и говорить, как дедушка стал обучать его игре на таком не простом музыкальном инструменте, как клавесин. И у Филиппа почти сразу же стало все получаться просто превосходно. Почему? Да потому что, во-первых, Филипп обладал феноменальным музыкальным слухом, а во-вторых, руки у мальчика были самые что ни на есть золотые – и не только могли смастерить что-то, но и блистательно работали на музыкальных инструментах и особенно на клавесине. Была и третья причина, по которой Филипп еще в детстве стал прекрасным музыкантом – Филипп не был лентяем, как многие его сверстники, а старался как можно больше заниматься, трудиться. Вот потому-то и вышел из Филиппа музыкант ну просто замечательный, просто превосходный. Филипп рос, выступал с концертами, просто по просьбам друзей играл на клавесине – никому никогда не отказывал. И не отказывал не только из вежливости, но еще и потому, что сам получал неизбывное и ни с чем несравнимое наслаждение от своей же собственной игры и от реакции публики на нее. И чем старше становился Филипп, тем легче выходило у него буквально с первого раза воспроизводить на клавесине любую мелодию, какую он только слышал. Именно любую, даже самую сложную. Не было такой композиции, которую не мог бы исполнить на клавесине Филипп. Юноше нравилось играть на клавесине, нравилось слушать, как играют другие, нравилось запоминать музыку и потом исполнять ее без изменения.

И слушателям нравилось то, как звучит клавесин в умелых руках Филиппа, нравились те мелодии, которые так волшебно исполнял Филипп. И все бы было хорошо, если бы только не было у Филиппа одной мечты, которой он не без основания считал неисполнимой. Что это была за мечта? Так получилось, что еще в детстве, еще только обучаясь у дедушки игре на клавесине, Филипп решил попробовать не только перенимать чужие мелодии, но и создавать что-то свое. Однако как ни был старателен мальчик, сколько ни напрягался, пытаясь создать хотя бы относительную гармонию собственного сочинения, ничего ровным счетом у него не выходило. Пока играл чужие композиции, все было прекрасно; стоило начать придумывать, как тут же клавесин переставал слушаться рук Филиппа и выдавал вместо музыки какой-то сумбур, называемый в мире музыкантов какофонией. Дедушка Филиппа и его же главный наставник по совместительству не сильно переживал по этому поводу по двум причинам. Во-первых, искренне полагал, что дар композитора приходит с годами, а стало быть, у Филиппа в этом плане еще все впереди. Во-вторых, искренне считал, что главное – мастерское умение играть на музыкальных инструментах, а уж сочинять музыку, так это уж как получится. И Филипп рад бы был разделить точку зрения любимого деда и учителя, но постоянно ощущал в себе непреодолимую потребность не только исполнять, но и сочинять музыку. И надеялся Филипп, что с возрастом придет к нему умение творить. И тогда он станет столь же прекрасным композитором, каким сейчас является музыкантом. А впрочем, было бы не совсем верно сказать, что от неумения сочинять музыку Филипп впадал во вселенскую грусть и скорбь – совсем нет.

Да, он переживал, но стоило только взять в руки клавесин и начать играть какую-нибудь известную или еще совсем неизвестную, но от этого не менее прекрасную музыкальную пьесу, как сразу на душе становилось легко, печали и горести забывались, грусть и тоска отступали. И это была волшебная сила музыкального искусства, которым с такой виртуозностью владел Филипп.

Между тем шли годы, а Филипп, постоянно совершенствуясь как музыкант, так и не мог ничего сочинить сам. И надо сказать, что если для мальчика Филиппа такое вот неумение сочинять проблемой не было, то для юноши Филиппа отсутствие композиторского дара стало источником пусть не частых, но все же случающихся депрессий. Что было делать юноше?

Конечно, и любой скажет это, смириться и продолжать быть прекрасным музыкантом, не будучи композитором. Однако Филипп не желал с этим мириться, а чуть ли не каждый день пытался не только играть, но и творить. Правда, в творчестве по-прежнему успехов Филипп не знал. И вот как-то раз до самого вечера сидел Филипп у себя в комнате над партитурами. За окном смеркалось, и Филиппа стало клонить в сон. Признаться, так и не понял Филипп, было все, потом случившееся сном или же это случилось наяву. Но так или иначе, а вскоре Филипп увидел на подоконнике своей комнаты маленького бородатого гномика в оранжевом колпаке. Гномик слез с подоконника и приблизился к Филиппу. Потом внимательно посмотрел на юношу и сказал смешным тоненьким голоском:

– Я знаю, Филипп, о том, что тебя печалит, ведаю причину грусти твоей. И пришел я помочь тебе, юноша. Только сразу же скажу тебе, что если нет у тебя дара сочинять музыку, то никогда, поверь мне, никто тебя этому не научит и сам ты никогда не сможешь сочинить ни одной хоть сколько-нибудь осмысленной музыкальной строчки. Никогда, Филипп, сколько ни пытайся и ни старайся. И тут вынужден тебя сразу разочаровать: у тебя нет дара быть сочинителем музыки.

Филипп готов был заплакать, услышав это. Однако все же спросил:

– Так зачем тогда ты пришел ко мне? И чем ты можешь помочь?

– Я не научу тебя сочинять музыку, – продолжал гномик. – Но я научу тебя, как можно использовать твой дар еще больше, чем ты его используешь сейчас. А даром твоим я называю редчайшую способность слушать, слышать и запоминать гармонию звуков для того, чтобы потом ее воспроизводить на клавесине. В этом нет тебе равных. А потому постарайся слушать не только музыку, которую выдают инструменты, но и прочие звуки этого мира. Весь мир звучит мелодиями, поверь мне! А потому завтра же отправляйся слушать музыку мира, запоминай ее, играй ее на своем чудесном клавесине. Это не будет твое творение, но это будет такая музыка, которую никто, кроме тебя, Филипп, не способен извлечь из мира и не способен воспроизвести ни на каком инструменте.

– Но где же я услышу эту музыку?! – воскликнул юноша.

– Она во всем, Филипп. Надо только уметь ее услышать, а ты это умеешь. Поэтому слушай и запоминай ту музыку, что дарит мир: она в полевых цветах и травах, она в беге речной воды, она в гальке на берегу моря, она на рыночной площади, она в кафедральном соборе… Повсюду нас окружает музыка. Только слушай и запоминай.

И на следующее утро, едва взошло солнце, Филипп отправился прочь из дома, отправился в город, потом вышел на дорогу и пошел к лесу, посидел на берегу реки, забрался на красивый холм… И всюду, где только не побывал Филипп в тот день, слышал юноша прекрасную гармонию звуков, слышал и запоминал. А вечером, вернувшись в свою комнату и взяв клавесин, стал услышанное за день воспроизводить. И какие же чудесные, никому прежде не знакомые мелодии получались в результате!

Вскоре за Филиппом закрепилась слава композитора, и как ни убеждал юноша своих слушателей, что всю эту музыку он не сочинил, а услышал в мире, никто ему не верил. Тем более в каждой мелодии публика слышала не всегда именно то, что слушал сам Филипп. Публика, пусть это не покажется странным, часто слышала гораздо больше, чем Филипп мог себе представить. А впрочем, так оно ведь всегда и бывает: художник стремится передать что-то в картине, писатель – в романе, композитор – в симфонии, а тот, кто видит картину, читает роман, слушает симфонию, улавливает в итоге безграничное множество смыслов, про большинство из которых автор даже и не догадывался, но которые все равно есть. Так же было и с музыкой Филиппа, но самое главное, что все были счастливы – и сам Филипп, и те, кто слушал его музыку.