Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав истеричные нотки в детском голосе, я кинулась за печку вслед за малышкой.
— Фимочка, солнышко, отойди. А знаешь… — я посмотрела на ворох тряпок, которыми была укрыта очень худая, измождённая женщина. — Беги за Прохором! Пусть бросает свои догонялки и дует сюда! Ты меня поняла? К дохтору маму твою повезём. Быстро! — отдав приказ, развернула и подтолкнула девчушку к выходу.
Серафима шмыгнула носом и исчезла.
Я посмотрела на серое лицо женщины и притронулась к руке, которая была ещё тёплой. Прогнав страшные мысли, взяла за запястье. Долго искала, где пульс, и не нашла. Почему я не доктор? Думай, Лерочка, как ещё проверяют жив ли человек?
Откинула шитое-перешитое лоскутное одеяло и приложила голову к груди.
— Жива она, жива, — вновь ожил голос за спиной, включив мне суперслух.
Да, и я услышала удар, а за ним другой…
— Почему так тихо и редко? — задала вопрос помощнику, погладив рукой по волосам несчастную женщину.
— Не знаю, как живут магики в вашем мире…
— Не живут, милый, не живут, — на грани слышимости перебила я соседа и закусила губу
Только бы не расплакаться. Почему-то стало жалко и эту женщину, и себя, и всех, кто ходит по краю пропасти.
— Я что-то такое и предполагал, раз не мог пробиться к тебе. Пообещай мне, что при следующем перерождении не выберешь такой ужасный мир без магии.
— Ничего он не ужасный. Мне нравится, — усмехнулась я. — Ну так, что происходит в этом мире с магиками?
— А, да, магики. Перебила меня, чуть не забыл о чём говорил. Нет этой женщины в нашем мире. Помнишь чёрную вязкую темноту? Там она сейчас. Магия, те крупицы, что ещё теплятся в теле, держат ниточку и поддерживают в ней жизнь.
— Получается, она как бы в магической коме, а крупицы магии — это медицинские аппараты? — перевела на понятный для себя язык.
— Ничего не понял, но чувствую, что ты права.
— Доктор сможет ей помочь?
— Госпожа Валери, что произошло? — в дом вбежал Прохор, держащий на руках Серафиму.
— Так, спокойствие, только спокойствие. Малышка, твоя мамочка жива, но ей очень плохо, — соскочившая с рук девчушка бросилась к женщине. — Прохор, как далеко живёт дохтор?
— Барыня, вы что! Он даже за деньги не будет лечить крестьян, — окунул меня в действительность парень.
— Что? И за деньги? — где их взять только, может, в долг уговорю?
— И за деньги. Если богатые помещики узнают, что он лечил чернь, перестанут его приглашать для омолаживающих процедур.
— А ничего, что он последние лет двадцать живёт за мой счёт? — разозлилась я. — Прошенька, что делать-то? Ну, кто-то же, в крайнем случае, помогает крестьянам?
Тот почесал затылок и молвил:
— Вы только меня матери не сдавайте. Скажете ей, что не я вас надоумил.
— Проша, не томи. Какой есть выход? — мои руки сжались в кулаки.
— У моего первого папеньки матушку давно все зовут: то роды принять, то при сложном переломе магией поддержать. Вдруг она поможет? У неё даже магический зверь есть. Маленький, правда.
— Привезёшь её сюда?
— Ой, что вы, хозяйка! Кто же разрешит-то? Это к её барину нужно обращаться. К Дурнову.
— Выйдите за дверь, мне нужно подумать, — приказала Прошке и Серафиме.
— Слушаюсь, — Прохор поклонился, взял ребёнка за руку и прикрыл за собой дверь.
— Что делать, друг мой заплечный? — плохо, что имя всё ещё не придумали, да и не до этого сейчас. — Ты можешь помочь женщине?
— Нет и не потому, что не хочу. Я бы с радостью, но ты всё ещё меня не помнишь и не приняла. Отцеплюсь от тебя, погибнешь.
— А-а-а! — зарычала я от безысходности, ногти впились в ладонь. — Что за засада? Чем мне будет грозить такое самоуправство, если вдруг заявлюсь в чужое имение без приглашения? У кого бы узнать, как этот Дурнов относится к Валери? Приду с просьбой, а он на меня собак спустит? А если согласится помочь, то какую плату потребует?
— Перестань себя накручивать. Ты — воин и не простишь себя, если не поможешь.
— Даже боюсь спросить, каким воином и в каком мире была. Да, ты прав, хватит киснуть! И так взаймы живу! Прохор! Так, укутывай женщину, бери на руки. Идём в усадьбу, и пусть только скажут, что телегу забрали.
— Забрали. Спозаранку видел, как мужики за сеном поехали.
— Да что за напасть-то? Подожди, я же барыня, благородная женщина. Кибитка, карета, что-то должно быть для моего личного перемещения?
— Да, есть, госпожа. Прикажите запрячь Лилит? — заулыбался тот.
— Лилит… Запрягай, если других вариантов нет, — вздохнула я и поёжилась.
Лилит для меня сейчас была, словно монстр из ужастиков. А что, если она не захочет нас везти?
— Валери, крестьянке осталось от силы часа два. Поспеши, — прошептали из-за спины.
— Прохор, доставишь женщину в усадьбу за десять минут, монетку дам. Запряжёшь за пять минут Лилит, ещё одну получишь! За час довезёшь до усадьбы Дурнова, ещё одну заработаешь!
Глаза парня загорелись огнём. Он расправил плечи, а его зрачки стали вертикальными. Я икнула, и мы… побежали.
Чтоб посмотреть на представление, на улицу вывалили все, кто не был на работе.
— Что делается, что делается, бабоньки. Бедный Прошка, своей жизнью рискует, спасая мамку Серафимки, — боковым зрением увидела двух крестьянок.
— А барыня-то совсем стыд потеряла. Смотрите, как подол-то задрала. Лодыжки с пятками аж сверкают, — прошепелявила вышедшая бабка.
— Прохор, беги, милый, не останавливайся! Авось не поймает, а мы за тебя уж помолимся. Спасай себя, — я уткнулась взглядом в широкую спину бегущего Прошки, мысль была лишь одна: не отстать. Свёкла скоро начнёт мне завидовать — до такой степени я была красная от стыда.
Только немой не обсудил меня.
Дети смеялись нам вслед, а я берегла дыхание. Прохор и правда очень бережно нёс бедняжку.