Ришар без конца говорил ей о Ксавье Рансоне, к которому они были приглашены. Ксавье – блестящий хирург, из семьи, насчитывающей много поколений известных ученых и врачей. «У него есть понятие об этике», – особо подчеркнул Ришар. И Адель ответила, чтобы сделать ему приятное: «С удовольствием с ним познакомлюсь».

Таксист высадил их перед решетчатыми воротами частной аллеи. «Класс!» – восторженно воскликнул Ришар. Адель тоже сочла, что места здесь великолепные, но она скорее удавилась бы, чем показала, что взволнована. Она пожала плечами. Они толкнули створку ворот и прошли по мощеной дорожке до двери узкой трехэтажной виллы. Новые хозяева сохранили архитектуру ар-деко, но добавили еще один этаж, где располагалась просторная терраса, засаженная деревьями.

Адель робко улыбнулась. Встречавший их мужчина склонился к ней. Коренастый, в слишком тесной белой рубашке, заправленной в джинсы.

– Привет, я Ксавье.

– Привет. Я Софи, – представилась хозяйка дома.

Адель молча подставила щеку.

– Прости, не расслышала, как тебя зовут, – сказала Софи тоном школьной учительницы.

– Адель.

– Моя жена. Добрый вечер, – сказал Ришар.

По лестнице из светлого дерева они поднялись в огромную гостиную, где стояли два дивана цвета тауп и винтажный датский стол пятидесятых годов. Все было овальным и ухоженным. Огромная черно-белая фотография с изображением заброшенного кубинского театра украшала дальнюю стену. На стеллаже горела свеча, распространяя успокаивающий аромат роскошного бутика.

Ришар присоединился к мужчинам, сидевшим у барной стойки. Они громко разговаривали и смеялись над избитыми шутками. Потирали руки, глядя, как Ксавье наливает им японский виски.

– Не хотите ли выпить? – предложила Софи обступившим ее женщинам.

Адель протянула свой бокал. Она поглядывала в сторону мужчин и искала выход, путь к бегству, чтобы присоединиться к ним и спастись из курятника, среди которого она оказалась. Эти женщины – просто пустышки. Ей даже не доставило бы удовольствия впечатлить их. Она изнывала от тоски, стоя здесь и слушая их.

– И я говорю Ксавье: послушай, дорогой, если мы хотим еще один этаж, давай его построим! Конечно, работы заняли три месяца, но зато сейчас у нас не гостиная, а целый собор – и все это в самом центре Парижа… Ремонт? О, это был просто ужас! Отнимал все время. Хорошо еще, я не работаю. Но все же мы так рады, что купили дом… Так глупо выбрасывать тысячи евро на съемное жилье. Здесь? Здесь квадратный метр стоит десять-одиннадцать тысяч. Кошмар…

Что, прости? Дети? О, они давно спят. Мы довольно строго соблюдаем режим, так что они вас не дождались. Но я хотела бы, чтобы вы их повидали, они так выросли… Мари-Лу играет на скрипке, Арсену мы уже вводим прикорм. Мы нашли замечательную девушку, которая за ними присматривает. Она из Африки, очень милая. Хорошо говорит по-французски… Конечно, у нее есть документы. Я бы еще закрыла глаза на документы, если бы речь шла об уборке или мелком ремонте, но с детьми – ни за что. По-моему, это безответственно, разве нет? Правда, она соблюдает рамадан, вот этого мне не понять. Как можно присматривать за детьми, когда в животе бурчит? Нет, ты совершенно права, это неразумно. Думаю, она сама все поймет и бросит эти глупости. Адель, а ты чем занимаешься?

– Я журналистка.

– О, как интересно! – воскликнула Софи, снова наполняя пустой бокал, который протянула Адель. Она смотрела на нее с улыбкой, словно на застенчивого ребенка, не решающегося заговорить. Прошу к столу.

Адель налила себе вина. Ксавье, усадивший ее справа от себя, взял у нее бутылку и извинился, что не поухаживал за ней. Все смеялись над шутками Ришара. Адель не видела в них ничего смешного. Она не понимала, как ему удается привлекать к себе внимание.

В любом случае, она уже не слышала этих шуток. Ей было муторно и горько. Этим вечером у нее не получалось быть живой. Никто ее не видел и не слушал. Она даже не пыталась отогнать мгновенные видения, которые разрывали ей мозг и жгли веки. Она нервно покачивала ногой под столом. Ей хотелось оказаться голой и чтобы кто-то коснулся ее грудей. Хотелось почувствовать чужие губы на своих губах, нащупать чье-то безмолвное, животное присутствие. Ей было нужно только одно – чтобы ее хотели.

Ксавье встал. Адель пошла за ним до туалета, который находился в конце узкого коридора. Когда он вышел, она стояла у него на пути, так что ему пришлось прижаться к ней, и ощутила его неловкость. Она зашла в туалет, встала перед зеркалом и с улыбкой стала шевелить губами, изображая вежливую беседу с самой собой. Ее губы пересохли и стали лиловыми от вина.

Она вернулась, села на свое место и положила руку на колено Ксавье. Тот быстро убрал ногу. Она ясно ощущала, какое усилие ему нужно, чтобы не встречаться с ней взглядом. Выпила еще для храбрости.

– Адель, у вас ведь мальчик? – спросила Софи.

– Да. Через месяц ему три года.

– Прелесть! А когда второго планируете?

– Не знаю. Наверное, никогда.

– Нет, нет! Быть единственным ребенком так грустно. Я же вижу, какое это счастье – иметь брата или сестру, и никогда не лишила бы этого моих детей.

– Адель считает, что дети отнимают слишком много времени, – фыркнул Ришар. – Ничего, стоит нам переехать в наш большой дом с садом, и ей захочется одного – смотреть, как резвятся дети, – правда, дорогая? В следующем году мы переезжаем в Лизье. Я получил блестящее предложение, буду работать в клинике!

Она думала только об одном. Остаться наедине с Ксавье, хотя бы на пять минут, там, в конце коридора, куда доносятся разговоры из гостиной. Он не казался ей ни красивым, ни даже соблазнительным. Она не знала, какого цвета у него глаза, но была уверена, что ей станет легче, если он запустит руку ей под свитер, а потом под лифчик. Если он прижмет ее к стене, потрется об нее членом, если она почувствует, что он желает ее так же, как она желает его. Дальше этого они не пойдут, придется все делать быстро. Она успеет потрогать его член, может быть, даже встать на колени и отсосать у него. Они засмеются и вернутся в гостиную. Они не пойдут дальше, и это будет прекрасно.

Софи – женщина без изюминки, думала Адель, разглядывая кошмарное авторское украшение на шее хозяйки дома. Ожерелье из голубых и желтых пластиковых бусин, нанизанных на шелковую ленту. Бесцветная женщина, убеждала себя Адель, безмозглая курица. Она задавалась вопросом, как такие женщины – самые обычные – занимаются любовью. А еще – умеют ли они получать и доставлять удовольствие и говорят ли они «заниматься любовью» или «трахаться».

В такси по дороге домой Ришар выглядел напряженным. Адель знала, что он недоволен. Что она слишком пьяна и выставила себя напоказ. Но Ришар молчал. Он откинул голову назад, снял очки и закрыл глаза.

– Почему ты всем рассказываешь, что мы переезжаем в провинцию? Я никогда тебе не говорила, что согласна, а ты ведешь себя так, словно это дело решенное, – подстрекнула его Адель.