Деньги у Зины были. Накануне она, чтобы хоть как-то свести концы с концами, продала старинную икону перекупщику возле Привоза. Другого выхода у нее не было.

В кафе платили мало и нерегулярно. Жадный хозяин скаредничал и очень часто вообще задерживал жалованье всему персоналу, проворачивая какие-то сомнительные денежные операции. Зина подозревала, что он пытается играть на черной бирже, но играет неудачно, очевидно, все время проигрывает.

Оттого и были перебои с зарплатами, и вечное раздражение, выливавшееся в откровенное хамство. Казалось, он ненавидел всех своих работников до такой степени, что с радостью бы их топил. Но сделать это было нельзя. Трус и предатель по натуре, он страшно боялся румын. А потому старался играть по правилам новой власти, скрывая свое гнилое нутро.

И, чтобы выжить, Зине приходилось продавать вещи, которые, к счастью, она захватила с собой. Барыги-перекупщики вовсю наживались на народной беде. И почти по всему городу появились стихийные рынки-скупки, на которых происходил натуральный обмен. Очень часто люди меняли там вещи на продукты.

Большим спросом пользовались золото и серебро. Потом — столовое серебро, старинные иконы. Еще — сервизы, особенно фарфор прежних, еще царских времен. Словом, все то, что было дорогостоящим во все времена.

Кроме спекулянтов-перекупщиков, стояли крестьяне, которые торговали продуктами. Румыны их не трогали, и, жадные по природе, сельские жители получили великолепную возможность за золото отдавать молоко, сливочное масло, кур…

В родные села они возвращались с огромными торбами, в которых было увязано все то, что удавалось выменять. В отличие от барыг, они брали и носильные вещи — теплые пальто, свитера, шубы, сапоги… Все то, что также можно было потом продать.

И очень часто натуральный обмет происходил только таким образом. На тоненькое золотое колечко можно было выменять немного сливочного масла, пшеничного белого хлеба. Иногда — кусок сала или мешочек крупы.

Дешевле всего стоили картофельные очистки. Часто их продавали в большом количестве, потому что сам картофель стоил баснословно дорого, и на него золота уже не хватало. Стоило добавить немного ржаной, низкосортной муки к перемолотым, измельченным картофельным очисткам, и из них можно было приготовить прекрасные, сытные и даже вкусные оладьи.

Зина научилась их готовить, и в последнее время такие оладьи заменяли ей всю остальную еду. Она питалась ими почти каждый день и высохла так, что казалась прозрачной. На ее синем от постоянного голода лице светились и жили только глаза.

Торговля в кафе обстояла плохо, жадный хозяин еще более тщательно пересчитывал продукты, и Михалычу с огромным трудом удавалось урывать то, что Зина потом передавала в партизанский отряд.

В катакомбы шли хлеб, каши, иногда — гнилые овощи. Всего этого было так мало, что Зина просто не могла ничего оставить себе. Ведь еда тоже была оружием, средством выжить и победить врага. А потому у нее ничего не оставалось…

Изредка ее подкармливал Бершадов. Когда отряду удавалось разгромить какой-нибудь склад или магазин, он приносил ей настоящие деликатесы — шпроты, тушенку и даже кофе. Но это бывало очень редко. Каждая такая диверсия против румын была смертельно опасной. И уносила жизни — и с той, и с другой стороны.

А потому эти два чувства — холод и голод — сжились с ней, постепенно вошли в ее кровь. И очень часто у Зины возникало очень странное ощущение. Ей казалось, что если она еще раз увидит перед собой эти оладьи из картофельных очисток, то… умрет. Однако почему-то не умирала. И так продолжалось каждый день…

Хозяин кафе злился еще и потому, что в маленьком заведении катастрофически уменьшилось количество посетителей. Деньги обесценивались с пугающей скоростью, и люди просто не могли ходить в кафе.

Тем более, что появилась большая конкуренция. В Одессе открылись дорогие, модные, престижные заведения с отличной кухней, и клиенты, имеющие деньги, все перешли туда.

А кафе на Староконном рынке было рассчитано на более простую публику. И вот эта публика как раз и страдала больше всего от такого обесценивания денег. И те, кто составлял их постоянную клиентуру, предпочитали готовить дома, а не ходить в кафе.

Выручка падала просто катастрофически! И что делать с этим, хозяин не знал. После установления в городе румынской власти было решено перевести зарплату местного населения на немецкие марки. В декабре 1941 года в хождении были рубли, и зарплаты в марках мэрия не выдавала.

Но наконец начался обмен на марки, и случилось то, что называется экономическим преступлением, иначе и не сказать. Обменивали так: 1 марка — 20 рублей.

С 6 утра и до позднего вечера на морозе стояли очереди по 200–300 человек возле обменных пунктов. А румынские жандармы придумали очень выгодный бизнес: продавали места в очередях.

Люди вынуждены были стоять, потому что на руках курс был еще хуже. На руках 1 марка стоила… 70 рублей.

А еще немецкие солдаты, которые получали зарплату из расчета 1 к 10, приняли активное участие в валютных операциях на черном рынке. Это, кстати, не считалось нарушением дисциплины или преступлением, и командование никак за это не наказывало. Обман населения преступлением не считался, и обманывать на деньги можно было абсолютно законно.

Отсутствие фондов в обменных пунктах и заставляло нуждающихся продавать семейные ценности и золото.

Правительство Румынии продумало операцию, которая была возложена на агентов сигуранцы — румынской полиции, сначала тайно, а затем и в открытую. Агенты должны были скупать золото у местного населения, собирать его как можно больше, а затем переправлять в Румынию.

В конце концов Департамент финансов мэрии Одессы начал открыто скупать золото по ценам черного рынка. Поначалу поток золота был довольно большим, но потом он резко сократился: обедневшие люди продали абсолютно все, и ценностей больше не было. В попытках выжить, не умереть мучительной смертью от голода и холода люди отдавали последнее, что у них было. Их откровенно грабили. Оккупантов интересовало только то, как получить побольше ценностей. Жизни людей ничего не стоили.

Однако товары в городе все-таки были, хоть и в небольшом количестве. Одна часть населения продавала последние вещи, чтобы прокормиться, другая — в основном, сельская часть населения, привозящая продукты, собирала вещи и ценности, чтобы заработать. Коммерция стала катастрофическим обменом.

Но существовало то, что нельзя было продавать. 5 января 1942 года румынские власти издали два указа. Первый — о том, что на улицах нельзя собираться больше трех человек. Исключением были только базары. И второй: на базарах запрещалось продавать в обмен на продукты или за денежные знаки радиоприемники и фотоаппаратуру. Все местные жители, в доме которых было радио либо фотоаппараты, были обязаны отнести их в ближайший полицейский участок и добровольно-принудительно сдать властям. Если в квартире обнаруживали радиоточку либо фотоаппарат, нарушителям грозил расстрел.