мгновение подстрекательское настроение служивых улетучилось, как и не бывало. Они и не заметили, как вышел из кабины и как смотрел им в спины их начальник. — Во имя Советского союза, во имя Вождя народов, во имя простых людей мы пришли сюда. Вы забыли?!

— Так, мы так, ради забавы, — попытался виновато отшутиться затейник.

Эти слова как будто не долетели до командира.

— За дело! — тем же тоном приказал он, и всё семнадцать солдат ринулись в дом. Оставленный ими дядя Вася, наконец, смог разглядеть этого командира.

Высокий, широкоплечий, на своих ногах он стоял твердо, гордо. Одет он был, как полагается, по-военному четко и строго. Каждая пуговица и пряжка на нем блестели. На плечи был натянут кожаный плащ, на ногах кожаные высокие сапоги, на голове- черная кожаная фуражка. Широкое лицо, прямой нос, леденяще серые глаза и русые волосы. Лет ему не дать и тридцати двух. Обомлевши, Василий Павлович протянул к нему трясущиеся руки:

— Ленька, ты что ль?

Но и эти слова не были услышаны командиром. Он резко выполнил «кругом» и вошел вслед за солдатами.

В доме происходил полный переполох. Солдаты перекапывали каждый уголок.

— Угомонитесь! — приказал командир. — Соберите пять ящиков и погрузите! Остальное- потом!

— Так точно! — отозвались послушные солдаты.

Начальник вошёл в гостиную. Здесь творится такой же бардак. Стулья и стол перевернуты, шторы передернуты, содержимое шкафов вывернуто на изнанку. То, что считалось ценностью, передавалось из поколения в поколение, хранило в себе память предков и их наставления, то, что собирались и устраивалось много лет многими руками, в мгновение превратилось в ничто, и это было необратимо.

— Иванов! — позвал командир

К нему тут же подбежал, раболепствуя, курчавый молодец.

— Слушаю, Леонид Петрович!

— Я приказал собрать пять ящиков дорогих вещей.

— Так точно, Леонид Петрович!

— Три из них будут наполнены хрусталем из этих сервантов, а два других- фарфором отсюда, — указал он солдату на ещё уцелевшие предметы в гостиной. — А как быть с остальным я потом распоряжусь.

— Так точно! — выкрикнул Иванов, отдавая честь.

— Наберете ящики и отвезете в прокуратуру. Пусть решают, как это можно применить во благо Родины.

— Так точно!

— Выполняй!

— Так точно! — пустился во все Иванов.

Сюда же в гостиную привели, скрутив руки, Федора Николаевича и Наталию Михайловну. Мохов держался, но супруга его не скрывала потрясение от происходящего. С сбитой укладкой и с запухшими глазами она еле слышно протестовала:

— Что вы делаете? Зачем?

Солдаты с заключенными остановились перед командиром.

Федр Мохов поравнялся с ним глазами:

— Леонид? — удивился он.

— Да, — язвительно и самодовольно признался командир, смирив холодным взглядом хозяев усадьбы.

— Ты? … Как? — коротко спросил ошеломленный Мохов.

— Ха- ха- ха! Что, не ожидал меня здесь видеть?

— Нет, ожидал, но не ожидал предательства, — сухо ответил Федр Николаевич, также глядя ему прямо в глаза.

— Папа! Мама! — забежал в гостиную, вернувшийся из парка Сашка. Увидев, что здесь творится, он испугался, вытаращил глазенки и отшагнул назад.

— Сашенька! — пытаясь сдержать слёзы, позвала мать. Мальчик прибежал и обнял за ноги маму. — Сашенька! — затряслась она вся. О, как бы хотелось ей обнять своего сынишку, прижать к сердцу и успокоить его. — Всё будет хорошо. Слышишь?

— Разрешите доложить? — появился в дверях еще один солдат.

— Разрешаю, — ответил командир.

— В результате обыска найдена любопытная вещица для дополнения к делу Мохова.

— Что же?

Солдат подошел к своему начальнику и протянул Библию.

— Да, действительно, любопытная, — согласился Леонид Петрович, принимая книгу. Он внимательно осмотрел находку. Оценивая ее, лицо командира медленно расплывалось в предчувствии возмездия. — Я доволен твоей работой. Вольно!

Солдат вернулся к своим делам.

— Ну, что, Мохов? Балуешься и антисоветской литературой? — подстрекал довольный командир. — Ты не только грабишь народ, но и портишь его. Разве нет?

— Нет, я с тобой решительно не согласен, — ни жилка не дернулась на Федоре Моховом. Он знал на чьей стороне правда. И знал на Чьей стороне он сам.

— Ты, может быть, и не согласен, а вот закон точно согласует все, — вымерял Леонид ровным шагом гостиную.

— Согласовать всё может только закон Божий, а не законы человеческие.

— Да, что ты? И он действительно работает? — сморщил командир широкий лоб.

— Да. Всегда.

— И даже сейчас, когда тебя лишают на твоих же глазах всего твоего имущества, твоего труда, твоей семьи, твоей жизни? — развернулся военный к Мохову на каблуках.

— Ты не сможешь ничего такого сделать, если на то нет Божией Воли.

Леонид Петрович, затянув руки за спину и вздернув подбородок, посмотрел на противника исподлобья. Ему нужно было что-то ответить. Слишком много гнева было внутри. Нельзя выпускать всё и сразу. Куда больше наслаждения получится от пошагового наступления. Однако же, спас ситуацию поднятый внезапно шум.

— О, опять наш старик! — послышались возгласы солдат в прихожей.

— Эй! Куда тебе? — пытался его задержать один из них, но дядя Вася уже очутился в гостиной.

— Отпусти его! — приказал служивому Леонид, отвлеченный от разговора. Тот отпустил старика. — Чего тебе?

— Если вы сюда пришли во благо народу, — дрожащим голосом произнес Василий Павлович, переминая в руках свою поношенную фуражку, — тогда оставьте эту семью в покое!

— Интересно, почему? — насмешливо сверкнул глазами командир.

— Потому что они всегда помогают простому народу, такому как я. Они никого не грабят, они честно работают…

— Дед! … — хотел рывком прервать его Леонид.

— Ленька, ведь я тебя сразу узнал! Это же я, — признался сторож и прижал фуражку к худой груди, — дядя Вася. Не уж-то не узнаешь?

Начальник побледнел в лице и рявкнул:

— Не твоё дело! Не мешай! Проваливай!

— Василий Павлович, — наконец, вмешался Мохов. Голос его был как всегда спокойным и бархатным, — идите домой. Не переживайте за нас.

— Да, как же… — робко запротестовал дядя Вася.

— Идите домой. На всё это воля Божия, — настаивал хозяин усадьбы. — У вас есть семья, у вас есть о чём позаботится и о чем переживать. Идите. Благодарю за преданность.

Василий Павлович с жалостью посмотрел на Моховых, на Сашку. За годы службы у этой семьи он проникся к ним любовью и верностью. Дядя Вася сделал всё, что он, простой мужик, мог. Сторож, не сводя глаз со своих хозяев, медленно попятился назад и вышел.

— Так на чем мы с вами остановились, Мохов? — вернулся к оборванному разговору и важному покачиванию по комнате Леонид. — Ах, да! На законе. Знаешь ли, что основной причиной твоего ареста, помимо Библии, является грабеж? Да, именно грабеж у своего же народа, у своих соотечественников. Это даже нарушение и Божиих законов. Так, Мохов?

— Моя совесть перед Богом и людьми чиста, — твердо ответил Федр.

— С тобой