королевства, которое слабо контролировало свои границы, пределы Руси охраняло государево войско. И все же отдаленность казачьих селений и местоположение Сечи позволили запорожцам еще более столетия сохранять свои претензии на «государственность». Но поздняя история этого воинского братства представляет собой лишь серию эпизодов при полном отсутствии политического движения и прогресса. Редкие сохранившиеся документы того периода, которые хранятся в монастырях Украины, описывающие достижения запорожского казачества, свидетельствуют о храбрости этого народа, порой рыцарской, но часто грубой и примитивной. Любовь к личной свободе тогда, когда соседи оказались в позорно униженном положении, сама по себе придает характерно легендарное звучание их истории.

Далее автор попытается передать язык и дух оригинального документа (доклада великого запорожского кошевого атамана Ивана Серко[17] гетману Дорошенко), который в некоторых моментах повествует о знаменитом набеге «вольных товарищей» на крымских татар и их союзников. Данный документ можно отнести к типичному примеру «древних источников» казачьей истории, сохранившихся до наших дней, несмотря на то что золотые дни Сечи на исходе XVII и в начале XVIII столетия, скорее всего, были и так наполнены эпизодами, подобными тому, что здесь описан. Автор честно преодолел соблазн (в интересах «исторической правды») несколько поправить характерную напыщенность оригинального документа. Эти редкие примеры письменных документов эпохи запорожских казаков, их веселая «дипломатическая» переписка с товарищами представляют особый интерес еще и потому, что они вдохновили великого русского художника исторических полотен Илью Ефимовича Репина. Последний написал, основываясь на данном документе, свою знаменитую «казачью» картину («Запорожцы пишут письмо турецкому султану»), выставленную в Третьяковской галерее в Москве.

«Это случилось, когда Днепр был еще наполнен плавающими льдинами, а степи покрывал мягкий снег. Тогда недремлющий гарнизон казаков Сечи мог чувствовать себя в относительной безопасности от нападения своих заклятых врагов, татар из Крыма. В это время был пост на святого Филиппа, что происходит незадолго до Рождества и всегда строго соблюдается членами православного запорожского братства. После этого периода воздержания, если позволяет погода и состояние равнин, что обычно дают нам свою защиту, казаками одинаково почитается обычай проводить время в пирах и пьянстве».

В 1675 г. благодаря своему прекрасному знанию обычаев и нравов казаков, изученных за долгие годы войны с ними, крымский хан решил именно в это время напасть на Сечь. Турецким султаном в распоряжение крымского хана для того, чтобы усилить его армию, были предоставлены турецкие войска. Таким образом, планировалась серьезная попытка положить конец грабежам казаков на турецких территориях.

Следуя вдоль течения Днепра на расстоянии всего нескольких километров от его замерзших вод, противник сумел благополучно миновать казачьи передовые дозоры. И вот уже крупные силы крымских татар и турецких янычар вышли к окрестностям лагеря запорожцев, не замеченные его защитниками.

Судить о количестве войск, принимавших участие в той важной экспедиции, мы можем только по свидетельствам самих казаков. Если верить словам казачьего писаря, «с одной стороны развернулись не менее 15 тыс. янычар, солдат турецкой регулярной армии». И это помимо «неисчислимого количества» воинов крымских татар. В то же время гарнизон Сечи зимой обычно не превышал 2 тыс. казаков.

Подойдя практически вплотную и расположившись напротив островной крепости запорожцев, вероломные мусульмане сумели удачно застать врасплох весь казачий передовой дозор, проводивший время в возлияниях в честь прошедшего «святого праздника». (Казачий историк жестко и убедительно подчеркивает здесь подлость нападения, совершенного в такое время!) Таким образом, получив с самого начала преимущество, почти все силы янычар и «неисчислимое» число татар получили возможность почти беспрепятственно проникнуть на узкие улицы лагеря, где они затем окружили каждый из куреней (деревянный барак), в которых размещались казачьи сотни. И только после этого об их присутствии стало известно гарнизону от казака по имени Шевчик, который «по Божьему наущению» выглянул в окно и в отраженном от снега свете разглядел «в мрачном изумлении», что шеренги врага уже успели бесшумно построиться и ждали сигнала к атаке.

Но этот вид никак не сказался на храбрости запорожца, который стал спокойно будить своих спящих товарищей. Было решено, что лучшим способом встретить нападение противника будет поставить к нескольким имевшимся окнам наиболее искусных из казачьих стрелков, в то время как остальные будут быстро заряжать и передавать им ружья и пистолеты. Такой способ обороны сразу же переняли и соседние курени. Очевидно, этот огонь привел турецкие войска в такое замешательство, что, когда храбрецы-обороняющиеся бросились наружу на вылазку, они увидели перед собой лишь деморализованную толпу врагов, на которых и обрушили грозный удар возмездия.

Продолжая приводить этот пример творчества казачьего историка, мы должны будем, опустив незначительные тактические подробности того сражения, сразу же сосредоточить внимание на его славном исходе. Результатом этой откровенной агрессии, по словам автора хроники, стала «потеря не менее 13 500 человек одних только янычар, в то время как потери казаков составили, как утверждается, примерно 50 человек убитыми и 80 человек ранеными» (sic!).

Первым долгом набожных казаков были достойные похороны собственных погибших в освященной земле, а также уход за ранеными, которых предоставили «заботам цирюльника». А в это время примерно две тысячи всадников ринулись вслед за крымским ханом, который после разгрома турецких союзников «бежал, как волк», надеясь спрятаться в своем далеком логове. Если судить по приведенной цитате, одной из главных неприятностей, причиненных этим нападением, были сложности с организацией захоронения такого количества тел мертвых янычар и татар, которые грудами лежали на улицах казачьего лагеря. После долгих споров (которые занимают в рукописи даже больше места, чем описание самого боя) трупы затолкали под лед Днепра через специально сделанные в нем для этого проруби, и их унесло стремительное течение реки.

«Факты», которые содержатся в приведенном выше коротком рассказе, по крайней мере, косвенно объясняют тон завязавшейся впоследствии переписки между запорожскими казаками и турецким султаном, нечестные действия которого в мирное время были так примерно наказаны. В одном из таких писем говорится:

«Татарскому хану, нашему недостойному соседу:

Мы, казачье войско Сечи, никогда не вынашивали мысли вступать в эту войну, если бы ты сам не начал враждебные действия. Ты послал против нас (какое коварство!) не только своих свирепых татар, но и войска этого старого дурака, султана. И если бы не вмешательство нашего постоянного покровителя великого господа Христа, мы все были бы истреблены сонными! Теперь, поскольку твой нечестный путь привел тебя к катастрофе, не смей больше беспокоить нас. Иначе мы поступим с тобой в своей обычной манере, так, как поступали наши достойные предки, и сами постучимся в твои ворота!

Желаем твоему величеству долгого и благополучного правления.

Подписал Иван Серко, кошевой атаман (от всего