Я сам вышел из строя и, сопровождаемый пятеркой кхазад, направился к каравану, однако далеко уйти не успел — события понеслись с места в карьер.

«Купец бежит» — прозвучал один спокойный голос и почти сразу второй отрапортовал: «Маг творит заклинание».

«Атакуйте»! — приказал я, но безнадежно опоздал. Ибо гильдейский чародей закончил творить чары, и бешеное пламя вырвалось на волю, обрушившись… на повозки. Деревянные остовы мгновенно занялись, повалил клубами черный, густой дым. Из повозок послышались чьи-то крики.

— Да что ж вы творите, сволочи! — взревел я, и бросился к передней телеге.

Тихо прошелестел воздух над головой, и ближайших ко мне врагов смело шквалом стрел. В тот же миг пришел рапорт о смерти мага и его подручного, но это не имело значения, ведь повозка, к которой я бежал, уже загорелась будто факел. Рев пламени, вызванного магией, заглушил крики и мольбы, но они все равно отдавались у меня в ушах. И оказавшись подле объятого огнем дерева, я обрушил на него молот, вложив все доступные силы.

Взрыв ударил по ушам, пласт дерева обрушился внутрь. Не давая себе мгновений на раздумья, сразу бросаюсь в повозку. Горло запершило от едкого дыма, кожу обожгло болью, но я не обратил на это внимание кинувшись туда, где слышался натужный кашель. Там, в дыму, скрючились две фигуры, которые еще возможно было спасти.

Кинув регенерацию на одну из них, я обрушил молот на цепь, что сковывала пленников, и одним ударом вывернул ее из крепежа. А затем, со спасенными на руках, выскочил из повозки. Следом в нее запрыгнул Тельдрен. Может быть ему и повезет…

Подумав так, я наконец обратил внимание на тех, кого спас из пожара. И замер в шоке. Ведь прямо передо мной были дети! Дети! Обожженные, едва живые дети! Как такое было возможно? Как? Хотя к черту вопросы, сейчас следовало действовать, и с этой целью я бросился ко второй из горящих телег…

Глава 2. Девятый день. Часть 2.

Мы смогли спасти троих. Только троих из полусотни детей, что перевозились в караване. И даже их выживание можно было считать чудом. Купец все хорошо рассчитал, отдавая приказ. Не предусмотрел он только два фактора — моего молота и оказавшегося в засаде наездника на медведе. Молот проложил дорогу мне и Тельдрену, а кавалерия позволила настичь пытавшегося сбежать торговца с его охраной. Вышколенные, опытные телохранители оказались быстро повержены и схвачены вместе с купцом. А затем доставлены в расположение отряда. И теперь находились под прицелом десятков ненавидящих взглядов. Многие желали их смерти, однако допустить этого я не мог — слишком ценной информацией обладали пленники. И именно поэтому не хотел пускать к ним эльфов.

— Отдай мне их! — отрывисто, резко произнес Тельдрен, с трудом сдерживавший ярость.

Что нужно было сделать, чтобы довести его до такого состояния? Всего лишь похитить несколько десятков эльфийских детей, обратить их в рабство, а затем сжечь живьем. Стоит признать, я и сам был зол, но самообладание все же сохранил.

— Тельдрен, они лишь посредники. Нам же нужны их хозяева, заказчик, нужно ударить по ним! — попытался я донести до эльфа. — Если убить купца и охрану, мы это не остановим!

Следопыт прикрыл глаза, неглубоко вздохнул, а когда вновь посмотрел на меня, на смену бешеной ярости пришел холодный гнев, пожалуй, даже более страшный.

— В таком случае дай мне их допросить,

Разве можно было согласиться на эту просьбу? С другой стороны, кому еще поручить пытки? Гномы допрашивать не умели. Подгорный народ чурался этого ремесла просто из-за того, что их главные враги дроу уж слишком хорошо в нем преуспели. Люди часто определенными навыками владели, но вот Айлин к их числу не относилась, здесь и спрашивать не стоило. Кацуми — возможно. Что таится за душой этой лисы, я и сам не знал, однако отчего-то проверять не хотелось. Что же касается меня самого… Нет, я бы пытать не смог. Уже пробовал и так и не сумел преодолеть внутренний протест. Одно дело убить, но медленно причинять боль… Даже отъявленной мрази, даже тому, кто этого заслуживает, я был не в силах. А значит оставались только эльфы и Тельдрен, как самый умный из них. Ранее он меня никогда не подводил. Так может быть ему довериться и сейчас?

— Купец должен остаться в живым и не покалеченным. При этом сохранить рассудок. Лучше всего, если следов пыток на нем вообще будет не видно. С охраной можешь поступать жестче, но они также должны остаться живыми. Нам потребуется предоставить их на суд, а показания сумасшедших не будут иметь силы. Ты понял меня Тельдрен?

— Я понял, тан. И сделаю все правильно. Мы, лесной народ, знаем способы, как пытать, не оставляя следов. И я буду сдержан ради того, чтобы нанести этим ублюдкам наибольший вред. Чтобы остановить и покарать, — голос Тельдрена был холоден, слова ложились точно могильные плиты. И я поверил, что он и вправду сможет сдержать гнев. Просто ради того, чтобы мстить и дальше.

...

Разноголосый шум раздавался над лагерем. Лязг железа, конское ржание, приглушенные, едва слышные крики боли. То Тельдрен взялся за работу, как только выдалась такая возможность. Прислушиваться я не стал. Обо всем, что станет известно на допросе, следопыт доложит, ничего не утаит. А слушать вопли пытаемых мне было не более приятно, чем пытать самому. А потому я с радостью отдалился от места допроса к краю лагеря, где шум сменился на более умиротворяющий. Здесь вместо гомона воинов звучал тихий голос. Нежный, убаюкивающий. Обещающий безопасность родного дома, уют и покой. Все то, чего не было и не могло быть в военном лагере, вставшем у стен вражеской крепости. Однако он непостижимым образом действовал на слушателей. На огромного бурого медведя, прикорнувшего на траве, на одиноко сидевшую Айлин, устремившую свой взор куда-то вдаль и, главное, на детей, обернутых хвостами.

Трое крох, по виду не старше семи лет, зарылись лицами в рыжий мех и безмятежно спали. И во сне не испытывали страха или тревог, что было удивительным, учитывая то, что они пережили за этот день и несколько предыдущих. Но видно оказалось, что в Кацуми скрывается еще один талант, раз она всего за несколько часов смогла