Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В суд надо подать!
– Пока я подаю, у меня такие проценты набегут, что без штанов останусь, да и адвокаты не бесплатные.
– Что за страховая такая?
– Да «Ресо», я в ней, дурак, и по «каско» и по «осаго» кучу денег выбросил.
– Что ж ты с такой фирмой связался?
– Да я за двадцать лет вождения ни разу в ДТП не был, откуда ж я мог знать, что они нечестные такие.
– Ладно, деньги возьми под беспроцентный кредит, пусть бухгалтерия из зарплаты вычитает, а в суд подай.
– Лучше я сам рассчитаюсь, а судиться не люблю, никакого времени и денег на это дело не напасёшься. Этих страховщиков видеть больше не могу
– А ты оценку-то делал?
– Меня директриса заверила, что выплатит всю сумму по счёту за ремонт без оценки.
– Вот тогда она тебя и развела, как малыша.
– Знал бы, что она такое, не вляпался бы.
– Производство идёт?
– Да, всё в порядке, заказов бы прибавить.
– Прибавлю, не бойся.
– Хорошо бы, я вторую смену б организовал.
– Не торопись, Михалыч. Ну, пока, что ли.
– Спасибо, Леон Жильевич, что выручили. До свиданья.
– Давай, трудись.
« Эх, Михалыч! Пожилой человек, а обдурили тебя, как дитя!»– подумал я. Мне эта страховая компания давно не нравилась, слышал, что страдает сверхжадностью, поэтому никогда не пользовался её услугами. Если нет приятеля-оценщика в их конторе, то нет смысла им деньги давать за страховку. Обязательно обманут. Это такая форма надувательства под эгидой страхования.
Трудно честному человеку жить в капиталистическом обществе. Обворовывают все: бизнесмены, чиновники, лжедрузья, торгаши и прочие.
А ведь Михалыч когда-то руководил небольшим заводом, отобрали и должность, и приватизированное предприятие в один день. Теперь депутат там хозяин. И про суд Михалыч прав, опыт большой, тоже мафия. Законы ведь кто делает? Правящая партия. А в ней кто? Объединившиеся самые крутые коррупционеры, взяточники, лоббисты, рейдеры. В итоге, геноцид честного населения. Одним словом, капитализм…
***
Мама разглядывала подарки Жиля, когда я зашёл в зал.
– Добрый день.
– Пришёл, Леон? Садись завтракать, – сказала она.
– День добрый, – очень радостно поздоровался отец.
Их счастливые помолодевшие лица светились. Наверное, никогда в жизни мне не доводилось видеть маму в столь приподнятом настроении. Она словно летала, окрылённая в потоке нахлынувшей любви.
– Жиль, давай сегодня не будем заниматься визами. Оставь на потом, – предложила мама.
– Как скажешь, Элен.
– Тут где-то ты подарки Леону приготовил, вручай.
– Да, конечно. Извини, Леон, я от счастья всё забыл.
Он вынул из рядом стоявшей коробки скульптурку с гербом, шкатулку сигар с геральдической инкрустацией, и шпагу с эфесом, наконечник которого обозначал принадлежность хозяина к какому-то роду.
– Интересно, – проронил я фразу.
– Да, эти предметы нашего древнего рода. Статуэтка в виде герба, сигары из табака наших полей, на шкатулке тоже наша символика, шпага, также с гербом на эфесе и ножнах. Это твоё по праву.
– И кто же мы тогда.
– Графы.
– Во Франции есть графы?
– Да. Кстати, этой чести графского звания нас удостоил никто иной, как Пётр Первый – император русский, когда наш прапрадед служил у него в России. Поэтому мы неотрывно связаны с этой страной, и я был послан именно сюда учиться. Жаль, что политика помешала нам быть вместе целых тридцать три года.
– А что же прапрадед уехал во Францию жить?
– После смерти Петра были гонения, его выслали из России, лишив крестьян и имения. Видишь, герб российский, но он очень уважаем и во Франции.
– Интересно, конечно, – оставалось сказать мне, разглядывая дорогие подарки.
– Из грязи в князи, – отметила мама.
– Почему из грязи? И не в князи, а в графы, – удивился, уточняя, Жиль.
– Ты бы знал, как мы тут плюхались, дорогой!
– Я всё исправлю, Элен!
– Теперь мы и сами с усами! Да, сын.
– Да, мама.
– Но вы должны знать свою историю! – слегка возмутился Жиль.
– Никто не против, – заметил я.
У отца немного смешно получались некоторые фразы из-за ударения на последнюю гласную, но именно поэтому некоторые слова звучали ещё убедительнее: «историю-у!»
Он, поняв, что все его поняли, сразу успокоился.
– Темперамент-то у тебя по-прежнему французский! Да, Жиль? – улыбаясь, спросила мама.
– Во мне течёт кровь француза.
– Вот и у Леона зачастую говорят твои корни.
– Я очень хочу, Элен, чтобы мы поехали в Марсель. Вас мечтают увидеть мои родители. Так и сказали: без вас не возвращаться.
– Мы съездим, конечно, пусть всё устаканится сначала, я столько лет тебя ждала, подожди, дай душе успокоиться.
– Устаканится? Я такого не слышал. Опять русские загадки!
– Жиль, это у меня заговорили русские корни, извини, – оправдалась мама.
У меня в телефоне было более двадцати пропущенных звонков, надо было мчаться в офис, должны состояться встречи, которых я не мог отменить. Генрих тоже заждался обещанного ФСО, надо было получить драфт-контракт и тоже отправить ему. Домашняя обстановка не могла располагать к работе.
– Дорогие родственники, прошу меня извинить, но мне пора на работу, – объявил я.
Нужно было сказать: мама и папа. Язык не повернулся. Сложно в тридцать три года назвать папой отца, хотя и долгожданного. Правду говоря, ожидание кончилось уже лет двадцать тому назад.
***
Вечером я встретился с Татьяной. Мы гуляли по Москве. 2002-й год заканчивался, пошёл густой крупный снег, предвещая начало задержавшейся зимы. В витринах магазинов сверкали новогодние ёлки. Скоро Новый год, пора новых надежд. Что он нам принесёт?
– Странно, вовсю идёт декабрь, а снег только теперь пошёл, – вторя моим мыслям, заметила Татьяна.
– И, слава Богу, слякоть и серость уже так надоели. Хочется мороза и солнца, чудесного дня, когда ты ещё спишь, мой друг прелестный.
– Да, скоро Новый год! Как быстро летит время.
– Вы с семьёй обычно как встречаете новогодний праздник?
– Дома. Как говорит папа, под бой курантов вся семья должна быть в сборе.
– А у тебя братья, сёстры есть?
– Только двоюродные, одни живут в Подмосковье, другие на Украине. У меня мама наполовину украинка из Харькова, там её сестра живёт с мужем и детьми.
– А папа из Подмосковья?
– Нет, он москвич. Его брат служит в армии офицером в Солнечногорске. Подполковник. У него там жена, дети. Приезжают в гости частенько. Очень весёлые люди.
– А твои родители?
– Мои? Родители,