Весь период правления Сталина сопровождался контрастами: созиданием и разрушением, возвышениями и падениями, поощрениями и осуждением, победами и поражениями. Грандиозные стройки социализма совершались одновременно с разрушением ценных реликвий.

Сталин одних щедро награждал за успехи, других также «щедро» ликвидировал за ничтожные нарушения и даже без повода, по одному подозрению в неблагонадежности. При этом уничтожались и ранее награжденные лица. Ни семейные, ни дружеские отношения не влияли на образ его действий.

Сама личность Сталина была контрастной, потому и оценка ее была неоднозначной. Одни считали Сталина «палачом и мракобесом», погубившим миллионы россиян, другие называли патриотом России, мудрым творцом, превратившим страну в одну из великих мировых держав.

Так каким же был Сталин в действительности? Когда он был правым – когда казнил или когда награждал? Судя по многочисленным воспоминаниям его современников и по сведениям из исторических материалов той эпохи, Сталин был и тем и другим в разные периоды своей жизни.

Сталинская эпоха была временем разрушения и одновременно временем созидания. Это проявилось, прежде всего, в неоднозначном отношении Сталина к религии. В начале его правления, как указывалось выше, были гонение на священнослужителей и на религиозные верования, ликвидация всего, что имело отношение к церковным обрядам и церковным ценностям. На территории Кремля были разрушены два монастыря: мужской Чудов и женский Воскресенский, почти все церкви в Китай-городе, уничтожен Симонов монастырь на юго-западе Москвы – один из ценнейших архитектурных памятников.

Во время Великой Отечественной войны отношение Сталина к религии неожиданно резко изменилось. 4 сентября 1943 года он пригласил на совещание в Кремль представителей православной церкви: московского митрополита Сергия (Старгородского), ленинградского архиерея Алексия (Симанского) и митрополита Украины Николая (Ярушевича). Сталин поблагодарил их за патриотизм, за моральную поддержку советского народа. Зачитал благодарственные письма с фронта, поинтересовался нуждами церкви (из воспоминаний митрополита Иоанна). Митрополит Сергий обратился к Сталину с просьбой освободить из заточения священников и разрешить им «беспрепятственно совершать богослужение в церквях». Вскоре все священнослужители, оставшиеся к тому времени в живых, были освобождены из мест заключения.

Все пожелания священнослужителей были учтены. В Советском Союзе оставались действующими 150 храмов (по другим данным – 400). После совещания в Кремле храмы стали открываться один за другим, и за короткое время их открылось уже 22 тысячи.

Был решен вопрос о подготовке новых священников, о возобновлении работы Священного синода, об открытии духовной академии и семинарии. Для православных людей особенно важен был вопрос о возобновлении патриаршества. Патриархом, престол которого пустовал 18 лет, был избран митрополит московский Сергий. Гонения на церковь прекратились. Митрополит Иоанн в статье «Самодержавие духа» писал: «Церковь выстояла. В беспримерной по своему размаху и ожесточению войне с православием богоборцы вынуждены были отступить». Колокола зазвонили в России только после войны – 21 апреля 1946 года.

Контрасты и перегибы коснулись и коллективизации – «преобразования мелких единоличных крестьянских хозяйств в крупные общественные социалистические хозяйства (колхозы) путем кооперирования» (Толковый словарь русского языка, 2005). С большими трудностями вводилась новая форма хозяйствования, может быть потому, что проводилась она грубо и даже бесчеловечно. У сельских жителей отнимали все, что они приобрели за свою жизнь. Началось, как говорили тогда, «раскулачивание». «Кулаками» называли тех, у кого было свое небольшое хозяйство. Члены специально избранной комиссии заходили в каждый двор и изымали все, что было можно. По воспоминаниям моей бабушки (она умерла в 106 лет), оставшейся после гибели мужа во время Первой мировой войны в 1914 году с пятью детьми, ее тоже «раскулачили» – взяли быков, лошадь, повозку, борону, плуг. Ей оставили только лопату и тяпку, и она была рада, что хоть эти орудия труда не забрали.

То же самое было со всеми сельскими жителями. У них из погребов вынесли все запасы продуктов, которые пошли на обеспечение городского населения. Беды добавил крестьянам неурожай в начале 30-х годов. После этого начался страшный голод 1932–1933 годов. Люди умирали целыми семьями. Из сел люди стали уходить в города, где рабочие получали зарплату и паек, которых лишены были сельские жители. В городах была введена карточная система, сначала на хлеб, затем на остальные продукты, а в селах даже карточек не было.

Но через несколько лет после начала коллективизации началось обратное явление – новое «чудо», уже положительное. Колхозы стали превращаться в крупные сельские организации. В каждом колхозе появились специализированные заведения – птицефермы, свинофермы, конефермы, овчарни (кошары с отарами овец и коз), коровники, пасеки, бахчи, колхозные сады, комбайны, трактора и грузовые машины. Буквально на глазах колхозы стали снабжать продуктами не только своих сельских жителей – колхозников, но и городское население. Люди стали, как говорили тогда, «зажиточными».

Но это были трудоспособные люди, которые работали в колхозах. Инвалиды детства и беспомощные старики, отдавшие в колхозы все свое хозяйство, не получали никакого пособия от колхоза. Себя обеспечивали только тем, что выращивали на своих огородах. Им разрешалось иметь одну корову (теленка отбирало государство) и мелких домашних животных (коз, овец, свиней), а также птицу. Независимо от возраста и состояния здоровья сельские жители должны были сдавать государству молоко, яйца, мясо (теленка). Моя 80-летняя бабушка, как и другие старики, имевшие хозяйство, носила каждый день молоко на молочный пункт.

В колхозе «Красный Дон» Ростовской области, где я жила с родителями, появился свой маслозавод с новыми сепараторами, два магазина – промтоварный и продовольственный, свои мельница и маслобойня, которая перерабатывала подсолнечные семечки с колхозного огорода в янтарное ароматное масло. Колхозы процветали (по наблюдению автора книги). Работы всем хватало. Постоянно требовались трактористы, комбайнеры, доярки, животноводы, садоводы, агрономы, птицеводы, пасечники, бухгалтера, счетоводы. В каждом колхозе была амбулатория во главе с врачом и штатом среднего и младшего персонала. Сельское население стало быстро увеличиваться. Люди, уехавшие из донских станиц и других сельских мест во время голодных лет, стали возвращаться из городов. Население сел, станиц и хуторов стало быстро увеличиваться. К концу 30-х годов в сельских школах уже не хватало мест из-за большого количества детей. Были введены параллельные классы на 25–30 учеников. Для получения специального образования молодежь уезжала в районные центры, но многие специалисты (ветеринары, бухгалтера, учителя) после получения образования возвращались на работу в свой колхоз.

Как уже говорилось, контрасты не исчезли. Колхозники, а особенно комбайнеры, трактористы и механизаторы, стали «зажиточными», а старики и инвалиды детства бедствовали, так как не получали никакого пособия ни от государства, ни от колхоза. В эту категорию попали моя бабушка и ее дочь – инвалид детства. Отдав колхозу все, что у них было в хозяйстве, они не получили никакого пособия ни по старости, ни по инвалидности. Себя обеспечивали только тем, что удавалось вырастить на огороде. Но бабушке помогал ее сын (мой отец) и дочь, работавшая фельдшером в городе Ростове, а одинокие старики в селах и хуторах жили в крайней бедности. Это был, пожалуй, самый большой, искусственно созданный контраст в положении города и сельской местности. Разница между городом и деревней не только не исчезла, но углубилась.