Толпа подхалимов умиленно заохала, гордясь мужеством своегоруководителя.

– В тот год на яроса нападала толпа в два десяткамолодых стражей. И я не уверен, что видел тебя в первых рядах. Зато мертвомуяросу, помнится, досталось много ударов твоей секиры, – язвительнонапомнил Арей.

По пальцам Лигула пробежала судорога.

– Твои ученики тоже будут не одни. С ними вместеиспытание проходят трое юных стражей, – начальник Канцелярии подал кому-тознак.

Из тени позади кресла выдвинулись три приземистые фигуры.Массивные, коротконогие, обнаженные по пояс, с медной обветренной кожей, ониказались вросшими в землю истуканами. «Хм… если это юные стражи, то я одинокийводолаз», – подумал Меф.

Первый из «юношей» был вооружен серповидным, загнутым внутрьклинком. Полезная вещь в ближнем бою. Всегда можно подсечь руку или при везенииукоротить врага на голову.

Второй, которому в равной степени могло быть как тридцать,так и тысячу сто тридцать лет, держал протазан. От широкого копейногонаконечника отходили два загнутых рубящих и колющих острия. На вкус Мефа оружиебыло слишком тяжелым. Лучше трезубец, как у Наты, или просто копье.

Третий страж поигрывал «утренней звездой». Он держал ее какбудто слишком небрежно, но Мефу хватало опыта, чтобы видеть цену этойнебрежности и не заблуждаться.

К Лигулу приблизился рыжебородый Барбаросса, прежде сдостоинством стоящий в стороне, и негромко шепнул что-то. Горбун оживился.

– Спускайтесь в Провал и ждите вон на той площадке.Егеря погонят яроса прямо на вас. Надеюсь, правила помнят все. Охотазавершается в двух случаях: первый – смерть яроса, второй – гибель последнегоиз охотников. Последнего! Любой, кто струсит и попытается бежать, будетуничтожен. Тот же, кто первым нанесет яросу смертельный удар, принесет мне еговырезанное сердце и получит особую награду.

Палец Лигула повелительно дернулся. В этом небрежномдвижении были уже распределены все роли. Меф вспылил. Идти на смерть покорнымскотом – ну уж нет!

– Любители ядов обычно боятся вида крови. Зачем вамсердце? Лучше я принесу его ей! – сказал Меф, кивнув на воспитанницуЛигула.

Сказал не раздумывая, желая уязвить Лигула, и тотчасвздрогнул от непоправимости совершенной глупости. Он ощутил себя мальчишкой,который, провожая глазами тугой, пущенный со всей силы снежок, уже понимает,что он врежется в стекло проезжающей мимо милицейской машины, хотя снежок, бытьможет, только еще сорвался с руки.

Он не ошибся. Лицо Лигула дернулось. Шум толпы смолк, будтокто-то резко, с досадой, выдернул из розетки шнур аудиосистемы. У Мефа возниклоощущение, что он сказал нечто такое, чего говорить ни в коем случае неследовало. Причем это была не только поверхностная глупость, ибо не очень-тоосторожно в лицо называть главу Канцелярии Тартара отравителем, но и глупостьболее глобальная, с двойным дном. В том, что он сморозил, было еще нечто,смысла чего сам Меф пока не понимал.

Прасковья, с отрешенным интересом разглядывавшаявстопорщенного Чимоданова, быстро повернулась к нему. Из-под непроницаемойзавесы полыхнуло алой, зашкаливающей волной чувств, обжигающей, как раскаленныйметалл. Ее смех разлетелся стеклянными осколками. Меф почувствовал, как онипробивают его тело до кости. Он даже уставился на руку, ожидая увидеть на нейкровь. Нет, почудилось… Но все же боль была настоящей. Меф заставил больсъежиться, собрал ее в тугой единый ком и изгнал коротким толчком.

– Прекрати, Прасковья! – морщась, крикнул Лигул.

Меф понял, что смех причинил главе Канцелярии такую же боль,как и ему. Разве что Лигул сумел приготовиться и выставить защиту раньше.Прасковья перестала смеяться. Осколки растворились в сером тумане Провала. Лицодевушки вновь стало холодным. Никаких чувств. Непроницаемая завеса.

– Не удивляйся, Буслаев! Моя крошка только молчит,смеется или плачет. Никто никогда не слышал, чтобы она произнесла хоть слово.Однако твои слова о сердце заинтересовали ее, даже очень… Видишь ли, сердцеяроса – это жертва. Приносишь жертву ты. Вот и получается, что ты ненарокомподарил ей свое сердце. Как бы она не восприняла это слишком всерьез. Девушки,знаешь ли, впечатлительны, – загадочно предупредил горбун.

Из тумана донеслись крики загонщиков. Затем страшный,мгновенно оборвавшийся вопль. Видно, ярос атаковал кого-то из егерей. Пожелтоватому лицу горбуна скользнула тень озабоченности.

– Проверьте, чтобы дарх убитого не пропал! Все эйдосымне! Знаю я вас, воров! – ворчливо сказал Лигул.

Мефодий переглянулся с Ареем и, заметив, что тот кивнул,стал быстро спускаться в Провал. Меча он пока не извлекал. За ним с«непокобелимым» видом направляющихся на разборку братков следовал приземистый«молодняк» из Тартара. Мошкин, Чимоданов и Ната пристроились в хвосте.

Охота началась.

Цветовое разнообразие основывается на трех главных цветахспектра – желтом, красном, синем. Оранжевый цвет получен от смешения красного ижелтого, зеленый – от смешения желтого с синим, фиолетовый – от синего скрасным.

Белый и черный цвет в спектре отсутствуют. Белый цвет – эторезультат полного отражения всего спектра, а черный – полного поглощенияспектральных цветов.

Справочник художника

Они стояли и ждали. В трещинах камня жался туман. Впереди, внесвежей мгле рычал ярос. По площадке, которая сверху казалась ровной,пробегали застывшие каменные волны. Меф прикинул ее размеры. Где-то сфутбольное поле. С трех сторон площадку ограничивают скалы. С четвертой,похожей на горлышко бутылки, должен появиться ярос. Ну чем не цирк в ДревнемРиме?

А Лигул, как цезарь, сидя наверху, в своем кресле, ипотрескивая пальцами, будет наблюдать, как им выпускают кишки.

– Можешь начинать бояться, наследник! Ярос ужеблизко! – произнес гнусавый голос, звучавший так, будто словам приходилосьпробиваться сквозь забившую горло мокроту.

Приземистый страж с серповидным клинком пристальноразглядывал Мефа.

– Меня зовут Тобул. Твое имя я и так знаю. Можешь нетрудиться озвучивать его. Без пяти минут мертвецам имя уже ни к чему, –произнес он с вызовом.

– Держись подальше от моих мыслей! Попытайся радиразнообразия завести собственные! – предупредил Меф.

Буслаев едва терпел, когда в голову ему лезли Улита и Арей,а тут еще этот… Неужели он так прозрачен? Получивший словесную оплеуху стражнахмурился и быстро взглянул на свой серповидный клинок.