Меф хотел посоветовать Улите лечиться, но не успел. Стражирасступились, пропуская гостей к Лигулу. Горбун встал и приветствовал ихласковой улыбкой. Во всяком случае, так летописец занес в хроники мрака. Наделе же горбун осклабился и, кивнув, отделился от кресла примерно на толщинутетрадного листа. Хотя для тех, кто хорошо знал Лигула, и это уже было знаком.Немедленно около двадцати подхалимов налетели со всех сторон и стали сдувать сМефа пылинки. Остальные, в том числе Арей, оказались оттесненными разряженнойтолпой. Чьи-то липкие губы мазнули Буслаева по щеке, пальцы коснулись шеи,подобострастные руки сдавили рукав.

«А ведь моргни им Лигул, они с куда большим удовольствиемразодрали бы меня зубами», – подумал Меф.

Кто-то, не пробившийся к нему спереди, сдуру попыталсявытянуть из ножен висевший за плечами меч Буслаева. Меф услышал короткий крик,но так и не понял, насколько суровой была месть. Клинок Древнира не терпелчужих прикосновений. Даже Арей никогда не касался его иначе, чем лезвиемсобственного двуручника.

Лишь когда Лигул нетерпеливо махнул рукой, толпившиесявокруг Буслаева стражи схлынули. Меф тупо уставился на свои обмусоленныеботинки, сохранившие влажные следы чьих-то губ. Лигул тоже заметил след поцелуяна ботинке и досадливо дернул головой. Видно, подхалим, покусившийся наботиночки, переусердствовал. Ботинок полагалось целовать только владыке.

– Вот и он, мальчик-с-кровоточащими-волосами! И какпервое впечатление от Тартара? – спросил Лигул быстрым, выплевывающимслова голосом.

Меф уже понял, что вопрос про впечатления ему здесь будутзадавать часто. Надо придумать что-то универсальное, чтобы не заморачиваться.

– Впечатление впечатляет, – ответил он кратко, просебя же подумал: «Эта сволочь пыталась отравить Дафну».

– Так понравилось или нет? – вкрадчиво допытывалсяЛигул.

– Запомнилось, – уклончиво сказал Меф.

Горбун моргнул, слегка обескураженный полученным отпором.Лицо у него было умное, мимически беспокойное. Меф со внезапным удивлениемосознал, что Лигул совершенно не похож на трагического негодяя – главного врагасвета. В сериал с жестким кастингом горбуна, скорее всего, взяли бы на рольсбытчика краденого или трусоватого шустряка-чиновника, нервно вздрагивающегопри виде любого конверта, даже если он просто выставлен на витрине почты.Главная же негодяйская роль досталась бы краснорожему, с дубовой неповоротливойшеей и медлительной речью рубаке из охраны, мозги которого давнозаизвестковались от глупости.

Лигул наконец соизволил заметить Арея и заговорил с ним.Мефодий воспользовался этим, чтобы рассмотреть Прасковью вблизи. Еесветло-голубые, почти прозрачные глаза скользили с него на Мошкина и Чимодановаи вновь возвращались к нему.

«Сравнивает она меня с ними, что ли?» – подумал Меф.

На Нату Прасковья взглянула лишь однажды, но мельком и безинтереса. Вихрову покоробило. Она могла бы еще вытерпеть, если бы чувствовала,что раздражает эту тонкую высокомерную девицу. Это можно было бы списать назависть. Но когда тебя просто не замечают – фух! – да это досаднее вдесять тысяч раз!

Меф закрыл глаза, пытаясь определить, исходят ли отПрасковьи волны симпатии. Он знал, что ощутит их, даже если заинтересовал воспитанницуЛигула совсем чуть-чуть. Чем ярче и насыщеннее цвет волн, тем выше накалчувства. Этот способ он открыл месяца три назад, когда разобрался, что чужуюэнергию можно не только впитывать, присоединяя ее к своим и без тогонемаленьким запасам, но и элементарно считывать.

Неудача! Прасковья оказалась непроницаемой. Она не излучалавообще ничего – ни желтых волн интереса, ни черных – тоски, ни серых – скуки.Ничего.

«Такого не может быть. Она же не труп, чтобы вообще неиспытывать никаких эмоций!» – растерялся Буслаев. Он смутно понимал, что еговодят за нос, и злился.

Нет, жесткой блокировки вокруг Прасковьи не существовало. Нистены, ни ледяного купола. Ее эмоции были где-то рядом и одновременно нигде.Мефа просто не пускали, дразнили как быка. Он бежал на тряпку, тряпку убирали –и бык понимал, что вновь пролетел мимо цели, и мычал в тоске, не в силах понятьпричин неудачи.

От стоявшей рядом Улиты не укрылись потуги Буслаевадокопаться до истины, и она незаметно толкнула его ногой. Меф понял значение этоготолчка. Секретарша напоминала ему их давний разговор.

– Буслаев, а Буслаев, а ведь ты вампирчик! Уж я-то знаютолк! – говорила ему Улита. – Нет, ты не из тех вампиров, которыепьют кровь. Те вампиры как черная дыра. Своего в них ничего нет, все чужое. Некорми его долго, и он лопнет от голода и собственной пустоты. А тывампирчик-коллекционер. Увидел эмоцию интересную: дай, думает, отщипну кусочек.Увидел редкостного дурака и от него кусочек отщипнул. В душе полок много,приткну куда-нибудь, изучу на досуге.

– Откуда такие сведения о вампирах? Стажировалась вТрансильвании? – спросил, помнится, Меф.

– Нет. Просто первым, кто научил меня целоваться, былвампир. Это, конечно, деталь интимная, но проливает некоторый свет, таксказать. Я все время боялась уколоться языком о его глазной зуб. Мне дажепришлось насыпать ему в глаза песка, шарахнуть лопаткой и скинуть скачелей, – сказала Улита.

– Что-о?

– Ну да. Ты не ослышался. Мне было пять лет, а емушесть с половиной. Но он был ростом примерно с меня. Я всегда считалась крупнойдевочкой, – сказала Улита.

Наконец начальник Канцелярии Тартара счел свою миссиювыполненной. Всем прибывшим он уделил внимание порционно, согласно статусу,отмерив его едва ли не на аптечных весах. Улите не перепало ровным счетом ничего.Чимоданову досталось слов восемь («А где твое живое чучело? Любопытный дар,любопытный!»), Мошкину – пять слов («А вы напряжены, молодой человек!»). Натаполучила всего три слова, зато приятных. «Красота неописуемая! Млею!» – сказалЛигул, кокетливо целуя свои пальцы и тотчас быстро растопыривая их.

Ната возгордилась, но кратко. У нее хватило умапочувствовать, что ее участия в битве с яросом никто не отменяет, а,следовательно, Лигул может засунуть себе свой комплимент в задний карман брюк иоставить его там на долгие годы.

Ветер донес с долины звук, похожий одновременно на скрип ина змеиное шипение. Драконы внешней стражи разом повернули головы в ту сторонуи вновь настороженно застыли. Лигул удовлетворенно сложил на животе ручки. Каку многих горбунов, пальцы у него были длинные, породистые и нервные. КогдаЛигул лицемерил, что происходило ежеминутно, лицо его оставалось спокойным,однако пальцы, выдавая, начинали шевелиться, как щупальца спрута.

– Ну вот и она! Первая серьезная проверка! Все через этопрошли! И я не исключение, – сказал Лигул, сентиментально закатываяглазки.