Машины ехали уже мимо него, по низине, разрывая туман яркими фарами и подсвечивая белесую «вату» синими проблесковыми маячками. Что-то было в этой колонне странное, что-то, что заставило сердце Федякина сжаться в комочек. По спине грибника побежали мурашки, ему захотелось вдруг броситься прочь. Нестись сломя голову, не разбирая дороги. Но он по-прежнему стоял и завороженно смотрел на движущуюся технику.

Внезапно головная машина ухнула вниз, уйдя под землю и мгновенно при этом вспыхнув. Затем вся колонна уже полыхала, проваливаясь в невидимую трясину. Федякина била крупная дрожь, он выронил корзину из рук, прошелся по рассыпавшимся грибам. Покрывшись липким холодным потом, старик осознал, что не чувствует жара от горящих машин. Не ощущает смрад черного дыма от плавящихся покрышек и расползающихся от критических температур дерматиновых сидений. А еще… Еще Константин Ильич услышал дикие крики, проникающие ему в самую душу, под кожу, холодящие и заставляющие замереть от ужаса.

Все закончилось так же резко и неожиданно, как и началось. Горящие машины словно бы растворились в тумане, и через минуту ничто уже не напоминало о жуткой трагедии, разыгравшейся на глазах грибника. Федякин сумел сбросить оцепенение и рванул в сторону шоссе, оставив обе корзинки возле березы. Но сейчас его мысли были заняты лишь одним — поскорее выбраться к людям.

Когда Константин Ильич выскочил, наконец, на спасительный асфальт, водитель проезжавшего по шоссе молоковоза заметил его слишком поздно. Он ударил по тормозам, машина пошла юзом и снесла грибника, оборвав его переставшую быть спокойной и размеренной жизнь. А вместе с ней и невысказанное свидетельство о призрачной колонне в лесу.

* * *

Андроповск (бывший Любгород), 1988 год. 14 сентября, среда

Обед у родственников Эдика растянулся на несколько часов и грозил плавно перейти в ужин, хоть Камышев и старался максимально сократить разговоры за столом. Однако гостеприимных кавказцев было трудно остановить.

И родители Апшилавы, и старики буквально завалили калининского гостя вопросами, будто бы он приехал не из областной столицы, а из белокаменной. А Валерий в очередной раз убедился, что люди в райцентрах и деревнях не справляются с возросшим в последние годы информационным потоком. Экстрасенсы, чернобыльские мутанты, набивший оскомину полтергейст, «мясорубка» в московском метро — Камышев еле отбивался от правды, полуправды и откровенных слухов. Зато потом, когда его собственный источник сведений окончательно иссяк, семейство Апшилава перешло к местным слухам. И вот тогда Валерий начал напоминать себе ЭВМ «Роботрон» из Восточной Германии — он едва успевал анализировать данные, полученные от андроповских абхазов.

— Нарушилась связь времен, — глядя куда-то вдаль, говорил дед Заур. — В старину Любгород был защищен от зла, потом защиту сняли, когда стали уничтожать наследие прошлого. Сколько монастырей было загублено, сколько храмов взорвано! Сколько захоронений старых растревожено! Вот и прорвался гнойник, вышло зло наружу.

— Что за зло-то, дед? — вытирая губы салфеткой, уточнил Эдик. — Ты про «Волгу», которую мы разыскиваем?

— Машина, внук, это лишь инструмент, — старик по-прежнему не смотрел ни на одного из своих собеседников. — Вам искать нужно не проявление зла, а само зло. Нарыв, из которого вытекает в наш мир все бесовское и нечистое.

Подобные теории, только высказанные по-разному, Камышев в последнее время слышал все чаще, но списывал их на гласность. Если раньше после обсуждения чертовщины можно было загреметь на Фурманова, а то и в Бурашево, то сегодня некогда выдержанная советская пресса подпитывала людской интерес сенсациями, и это стало в порядке вещей. А потому Валерий пропускал мимо ушей стариковскую софистику, однако моментально превращался в слух, когда Заур говорил о чем-то странном, но при этом весьма конкретном.

— Причем природа нам уже не раз посылала сигналы, — старик неожиданно оживился. — Думаете, в Чернобыле станция взорвалась просто так? Это тоже гнойник прорвало… Или вот, например, в семьдесят втором году — жара стояла невыносимая. И загорелись торфяники — что под Москвой, что у нас тут. Даже войска ввели, помню. Настолько страшный пожар был.

— Дед Заур у нас в пожарной части служил, — Эдик тепло посмотрел на старика. — В лесоохране.

— Было дело, — кивнул аксакал. — Тушили большими силами. И люди гибли, проваливались вместе с техникой в торфяные пустоты. Стоит себе экскаватор, работает, роет защитную траншею. А под ним торф как провалится — и вниз машина летит, по самую крышу, только стрела лишь слегка торчит. И огонь там такой, что не выберешься. Разве что закричать успеешь. А однажды целая колонна машин в огне пропала. «Зилы», «Уралы», «газоны». Человек тридцать в самое пекло угодили…

Валерий помнил это невероятно душное и дымное лето. Ему тогда было двенадцать лет, и они с друзьями по двору изнывали в квартирах, потому что родители запрещали гулять на улице и вдыхать гарь. По телевизору в программе «Время» рассказывали, что борьба с природными пожарами ведется успешно, однако отец говорил, что без жертв, к сожалению, все-таки не обошлось. Просто на этом решили не заострять внимание: головы полетели, ошибки постарались учесть и что-то исправить, но вот обнародовать то, что при этом вылезло, никто не спешил.

Он обсуждал это исключительно с матерью, думая, что дети, Валерий и его старшая сестра Таня, не слышат. Однако на самом деле они, затаив дыхание, жадно ловили каждое слово из соседней комнаты, и по ночам будущему следователю еще долго снились кошмары с огнем и полыхающими пожарными. Так длилось до самой осени, когда торфяники наконец-то перестали гореть.

— И как нам быть, дед? — спросил Эдик, когда старый Заур неожиданно замолчал.

— Подскажете, что мы можем сделать? — поддержал Валерий коллегу, хотя, конечно, не верил в рассказанное. Но зато он понимал, что даже в самых невероятных слухах есть доля истины. Главное, правильно ее уловить. — Кого нам искать или что? И где?

— Вдвоем вам не справиться, дети, — старик посмотрел на Эдика, потом медленно перевел взгляд на Камышева. — Тут большие силы нужны.

— Ну, ты и страху напустил, дед, — подал голос Аслан, отец курчавого милиционера. — Время сейчас, ты прав, неспокойное. Но не в мистике дело. И убийцы, которых наши парни ищут, обычные — из плоти и крови. А значит, боятся советского правосудия.

— Дай-то Бог, — покачал головой старик. — Пойду я… Устал, полежать надо.

Эдик и все его родственники бросились помогать Зауру, Валерий решил было присоединиться, но его оттерли, сказав, чтоб не беспокоился. Он послушался, вновь сел за стол и принялся дожидаться, пока семейство Апшилава уложит деда. В первую школу, где пропали ученики, они уже точно не успевали, но дел от этого меньше не становилось. В частности, оставалась